Ровно таким же манером Жорик доставал из пачки сигарету за сигаретой — не собираясь останавливаться. Странное дело: смотришь на уголёк — думаешь: как долго курю! Хлоп — уже фильтр дымится. И заново…
Жорик стоял по колено в снежной каше, на проезжей части какого-то унылого переулка, — одна рука в кармане пальто, другая зябнет на ветру с промокшим огарком, — и смотрел на бесконечноэтажный дом.
От фонарей раздавался сонный свет.
Ему нужно было внутрь, но Жорик стоял на улице и дрожал. А вдруг не найдёт? Вдруг она уже уехала? В перерывах между сигаретами Жорик доставал из кармана пятак, крутил его в пальцах и подбрасывал. Много раз подбрасывал — ни разу поймать не сумел. Пятаки с подозрительной настойчивостью укатывались под припаркованную здесь же машину.
Так Жорик извёл сто рублей с лишним.
«Хорошо было в XIX веке, — думал он, — Бог уже захворал, но истина-то — существовала!» — Хотя, конечно, не очень он об этом думал. В свободное от стояния в переулке время — может быть. Но не сейчас.
Всех друзей он успел разжаловать в бесы, все свои дела — бросил вон из окна. В общем-то, ничего и никого у Жорика не было.
Зато была Наденька.
Познакомились на какой-то кухонной пьянке, где людей так много, что и потеряться недолго. Они с ней отбивались от разбитных разговорчиков и вместе ходили на балкон. Наденька выдыхала дым носом и смотрела Жорику глаза в глаза.
— Тебе не надо со мной общаться. Я тебя плохому научу.
— Ничего. Я уже всё умею. — Жорик врал, конечно.
А теперь — стоит и мнётся. Запрокидывает голову — дескать, душите, голубчик. Снова курит. Снова пятак бросает.
Так мог бы он стоять до рассвета — будь у него чуть больше денег и сигарет. Мог бы даже зайти в аптеку на углу и купить аскорбинок для разнообразия. Но — увы. Жорик заходит в бесконечноэтажный дом.
Налево, направо — коридор бесконечный, а вот тут закуток, в закутке темнота: теснится, ютится… Вверх-вниз лестница ходит, это кто ж её строил? И ни зги!.. Ступенька, ступенька, ступенька: упасть здесь нехитрое дело, всякий опробовать может — в окошко — и об мостовую головой бряк… А ведь тянет, ведь тянет, не правда ли? Но мысль эта праздная и даже постыдная — так нельзя, нельзя так, нельзя! Да с чего бы, к тому же? Ничего? Ничего. Заря — жёлтая, звёзды — ледяные, лет — миллионы. «Но такого же не бывает! Это же ненастоящее! Это показалось!» — Мысль неглубокая, но, впрочем, и быстрая. «Нельзя плакать за весь мир! Всё это чужая грусть, навеянная печальной строкой!..» — Мысль, мудро трясущая головой, как черепаха.
