Честь Родины | страница 34
Перекомский очнулся первым.
— Что стоите? — крикнул он. — Палите скорее… холостыми…
Сигнальщик вскинул ружье. Грохнул первый выстрел, за ним другой, третий.
Из вражеского окопа высунулись стрелки, с удивлением разглядывая бегущего человека, по которому со стороны русских шла частая ружейная стрельба.
Он бежал зигзагами, спотыкаясь, припадая к земле и снова учащая шаг. В этот миг ни у кого не возникло сомнений в том, что это перебежчик. Из вражеского окопа ему махали руками, касками, кричали, чтобы он бежал быстрее. Вот он поравнялся с лошадью, нагнулся, перехватил волочившиеся по земле поводья и вдруг вскочил на седло. Лошадь рванулась, взвилась на дыбы, но матрос ударил ее стременами в бока и, повернув, поскакал обратно в русскую сторону.
Не успели враги опомниться, а он уже был у своего бастиона. С вражеской стороны запели пули, но тщетно. Смельчак, перемахнув с разбегу через бруствер, влетел к своим.
>Смельчак перемахнул с разбегу через бруствер.
Со всех сторон к нему бежали защитники бастиона.
— Ваше высокоблагородие! Вот вам конь, — сказал матрос, слезая с седла. И, кивнув с усмешкой в сторону неприятеля, добавил: — А они пусть теперь на козе покатаются.
— Голубчик, — ответил Перекомский, — дай я тебя за удаль поцелую!
Солдаты обступили их. Крича «ура», они принялись качать храбреца.
С тех пор матрос Кошка стал гордостью третьего бастиона.
Севастополь, как разъяренный лев, отбивался от врагов.
После нескольких неудачных атак неприятель приступил к планомерной осаде города.
К надземной войне прибавилась подземная. Французские саперы рыли в земле тайные ходы, подбираясь к русским позициям.
Русские взрывали эти ходы минами и фугасами.
Осада затянулась. Дни стали короче. Подошла зима. Земля обледенела, покрылась снежным покровом.
Однажды ночью из третьего бастиона сделали вылазку. Шестьдесят солдат пробрались к вражеским окопам, но французы их заметили, открыли стрельбу и многих убили. Оставшихся в живых спасла поднявшаяся метель. Они с трудом добрались до бастиона.
К рассвету метель улеглась. Сигнальщик, через отверстие в бруствере следивший за неприятелем, заметил, что у вражеского окопа, прислонившись к насыпи, стоит неподвижно наш унтер-офицер.
Сигнальщик подозвал товарищей. Начались толки и разговоры. Кто-то из солдат, ходивших на вылазку, присмотревшись внимательней, сказал:
— Конечно, это наш Ефим Тимофеевич… Замерзший он, братцы.
— Вороги над покойником тешатся! — возмутился сигнальщик. — Нарочно его караульным выставили…