Прометей, том 10 | страница 29
И вот — новое начало:
(II, 883—885).
Слова прощанья, боязнь клеветы, которая может исказить истинные черты поэта, отбрасываются. Сохраняются только два четверостишия, выражающие устранение себя из жизни ребёнка и пожелание ему ясных дней. Большего не надо: слова обращены к младенцу.
Стихотворение осталось в черновике, многие слова зачёркнуты и не заменены, другие читаются предположительно. И тем не менее пушкинистам удалось прочесть два четверостишия[120].
Казалось бы, стих «Прощай, дитя, моей любви» не оставляет сомнения в правильности догадки И. А. Новикова[121].
Однако могут быть и возражения. В черновой рукописи Пушкина почти совсем не соблюдена пунктуация. Поэтому не исключена возможность соотнесения слов «моей любви» в начальном стихе со следующим:
Впрочем, это не меняет общего толкования стихотворения.
Укрепился в своей догадке И. А. Новиков, когда увидел в алупкинском дворце портрет одной из дочерей Воронцовых. Девочка резко отличалась внешностью от остальных членов семьи. Среди блондинов — родителей и других детей — она единственная была темноволоса.
Родословные разыскания говорят о том, что эта дочь Воронцовой, Софья, родилась 3 апреля 1825 года[123]. Стихи Пушкина, написанные между 2 и 8 октября 1824 года, могли возникнуть после письма возлюбленной, в котором она извещала его о том, что готовится стать матерью.
Это гипотеза.
Но гипотеза крепнет, когда её поддерживают факты иной категории.