Прометей, том 10 | страница 28

Творческий мир великого поэта так сложен, богат, таинствен, что попытка проникновения в истоки замысла произведения, его толкование чаще всего кажутся произвольными, обеднёнными.

И тем не менее меня искушает интуитивная догадка, что образ Клеопатры, как и Прозерпины, в поэзии Пушкина — это преображение в искусстве образа той женщины, которая владела чувствами и помыслами поэта последние месяцы.

это преломлённый образ Воронцовой, поразивший поэта контрастом между её царственной внешностью и сокровенной сущностью[119].

Конечно, Воронцова — Клеопатра не в том смысле, что она может послать любовника на смерть. Но литературный образ имеет свою власть над художником, и образ Клеопатры был бы неполон, если бы она не посылала своих любовников на казнь.

Во время писания «Клеопатры», в те же дни — между 2 и 8 октября, — Пушкин лишь однажды отрывается от работы и создаёт маленькое лирическое стихотворение.

Поэт озаглавливает его: «Ребёнку», но заглавие заменяет.

Почему прерывается вдохновенная работа над «Клеопатрой» этим стихотворением? Жизнь со всей её неумолимой силой вторгалась в искусство…

Раздумывая над смыслом этих строк во время писания романа «Пушкин в Михайловском», покойный Иван Алексеевич Новиков предположил, что стихи эти, вероятно, обращены к внебрачному ребёнку поэта. Догадку свою решил он проверить, обратившись к рукописи стихотворения, надеясь найти в черновых вариантах (они ещё не были опубликованы) подтверждение своей мысли.

Не имея опыта в чтении черновиков Пушкина, известных своей трудностью, он просил меня пойти с ним в рукописный отдел Всесоюзной библиотеки имени В. И. Ленина, где тогда хранились рукописи Пушкина.

Вот что мы прочитали в автографе:

Здесь поэт находит начало стихотворения (он отмечает его, отчеркнув его от предыдущих строк):