«Всё, хватит, это уже слишком! — Василий Семёнович, профессор драматургии и обладатель рубиновой медали «За вклад в советскую культуру», тот самый текстовик попросту отбросил в сторону. — Молодой товарищ Вулканов, я понимаю, вам хочется экзотики и нетривиальности. Слог у вас хорош, признаю. Но! Мы почти вышли из сырьевого коллапса. Советский Союз снова спас человечество, как сто пятьдесят лет назад спас от нацизма. Мы всей Европе помогли выжить, возобновив Гольфстрим. Мы на Юпитере — задумайтесь только — на Юпитере колонию основали! Недалёк тот день, когда совершенно над всем Западным полушарием взвеется красное знамя, и мечта миллионов, миллиардов людей — исполнится. Мы идём в будущее, Вулканов Андрей, в бу-ду-ще-е! А вы, со своими Мафусаилами и монастырским мракобесием, заставляете нас смотреть обратно. Кому сейчас нужно это гнусное капиталистическое… или феодалистическое, какое там оно у вас, общество? Никому».
— Сказали, что им нравится мой талант, но в другом русле. Советским людям нужны сюжеты, фильмы, виртуальные постановки, но правдивые. В жанре неореализма. Знаешь, что такое неореализм?
Диана, улыбнувшись изящной фигуркой губ, замотала головой.
— Это когда каждый раз ощущаешь реальные прикосновения по-новому, — и Андрей поцеловал девушку, а по Малекуну плыли неспешные тени прохожих.
Так же неспешно подошли они. Человек восемь, сразу и не посчитаешь, оборванные, грязь и вонь, зияют дырами в зубных рядах и манкируют нахальством. Бандиты, не иначе. Такие промышляют палёным ромом и сигарами, воруют крохи, у кого они ещё остаются, а в ночное время грабят. Они не собирались разговаривать. Двое схватили Диану и сразу поволокли куда-то в переулок. Остальные набросились на Андрея, окружив со всех сторон.
Вулканов, как и любой советский мужчина, умел драться, а перед командировкой прошёл спецкурс рукопашного боя. Если бы не внезапность и предательская расслабленность, он мигомрасправился бы с подлецами. Но всё случилось так, как случилось, и когда Андрей догнал бандитов, тащащих Диану и испускавших слюни в предвкушении сочного тела, его белоснежную рубашку испортили три кровавых пятна. Он одолел их на раз-два: одного правым сбоку точно в челюсть, другого мощным пинком между ног.
— Андреас, mi Dios, SantísimaMaría[6], ты ранен, Андреас! — Диана в одно мгновение превратилась в растрёпанную истерику с трясущимися руками.
— Бежим, скорее! — он взял её за руку и юркнул в ночную Гавану.
