Ипи уверенно покачал головой.
— Поклянись.
— Клянусь твоей головой и молоком моей матери.
Эйе, внимательно оглядев слугу с ног до головы, задумчиво прищурился. Все задуманное им шло как нельзя лучше.
— Заслужи его милость, — прошептал он. — Возьми меч и дерись рядом с ним. Так, чтобы он видел.
— Повинуюсь, мой господин. — Ипи взобрался на коня, поскакал к обозу. Подвесил короткий кинжал к поясу, взял щит и меч. Через несколько минут Эйе видел его уже в самой гуще сражения, там, где неистово бился сам фараон.
Эйе попросил лук у стоявших рядом.
— Хоть издали поупражняюсь в стрельбе, — ответил он на недоуменные взгляды своих охранников. Отъехав немного в сторону, он стал искать Ипи.
— Ко мне, дружина! — воскликнул фараон, видя, что его обступают. Египтяне бросились на выручку правителя. Ипи подскочил одним из первых и, не успев сразить даже одного противника, упал. Изо рта его густо пошла кровь, глаза были расширены от ужаса. Стрела неприятеля вонзилась ему в горло, и он конвульсивно дергался, бессмысленно разводя руками, то сжимая, то расжимая кулаки.
Забыв об опасности, Небхепрура наклонился над ним. Несчастный умирал мученической смертью.
— Прости, Ипи.
Ипи приподнялся, желая что-то сообщить, но в самый последний момент закрыл глаза и упал бездыханный.
Эйе опустил лук и, довольный, подскакал к своей свите.
— Ну как? — хмуро спросил его Маи. — Сразил ты хоть одного врага?
— О, да, — Эйе передал лук и колчан со стрелами. — Конечно, я сразил только одного. Одна стрела — и нет одного противника. — Он вздохнул. — Когда-то я был метким стрелком. Эх, годы, годы…
Фараон примчался на взмыленном жеребце. Руки, плащ, лицо — все у него было в крови. Он спрыгнул и повалился на землю.
— Останови сражение, Эйе. Я устал и хочу есть. И пошли гонца к царю Сирии. Я хочу с ним сразиться. Если он убьет меня, вы уйдете побежденными.
Эйе распорядился.
Заиграли литавры. Сирийцы отошли к крепости, египтяне вернулись в расположение лагеря.
Когда фараон вошел в свой шатер, яства уже были готовы. Слуга поставил перед ним его золотую миску, в которой еще дымилось поджаренное мясо. Эйе, как и было ему положено, сел рядом.
Тутанхамон ел с аппетитом, запивал холодной родниковой водой. Впечатление от проведенного им боя переполняло его, распирало сознанием собственного достоинства и личной отваги. Уроки фехтования, которые проводил с ним покойный тесть, не пропали даром и сегодня сослужили ему службу.
— Мясо что-то сладкое, — рассеянно пробубнил он, вспоминая юного сирийца, пощаженного им. Мужественные глаза этого противника поразили его своей храбростью, решимостью погибнуть, не попросив пощады.
