Круглые глаза Булкина стали еще больше. Лицо его с резко проступающими скулами налилось кровью, прилизанные на лысине волосики растрепались на отдельные жгутики, а черная бородка смешным встревоженным ежом топорщилась во все стороны.
Он с силой ударил кулаком по столу. Одна бутылка упала, больно ударив по ноге Карякина, и разбилась, обливая рыжим пивом чистенький полосатый половичок. Карякин уже давно пытался прервать Булкина. Слова Булкина прорывались в сознанье сквозь пелену первого опьянения, и ему казалось, что перед глазами вертится, поблескивая коленами, вал, и каждое колено больно задевает его, Карякина.
Ошибка… Какая ошибка?.. Он сам спорил с Алексеем. Но он не так понимал, как Булкин… Совсем не так. Он не хотел, чтоб Алексей уезжал от него. Он думал, что нечего мастеровых отрывать. Своими силами деревня обойдется. А этот Булкин говорит другое… Са-авсем другое! «Коммун не надо». Ну, положим, он сам в этом не много разбирается. Но здесь, чует он, врет Булкин. Хлеба не даст? То-есть кому это не даст? Рабочим не даст? Вот сволочь-то!.. Сам у станка работает — и своим рабочим хлеба не даст! Да какой он свой! Нешто он понимает машину? Он от машины все больше норовит в свое хозяйство урвать. Кулак!.. Настоящий кулак! И лицо Булкина стало ненавистным ему. «Этот ни за что продаст. Хлеба, говорит, не даст. Ах, сукин сын!.. Я тебе не дам хлеба! Я тебе не дам!.. Вот Алешка у него хлеб и возьмет». — И обида на Алексея отступила далеко, сменившись злобой на этого враждебного, ненавистного ему человека.
Боль в ноге от удара бутылкой ожесточила Карякина.
— Молчи, сука! — закричал он, перебивая сразу осевшего Булкина, и зеленые зрачки его загорелись. — Молчи! Кому говоришь? Рабочему говоришь!.. Ты что думал: как я не в партии, так я слушать твои речи должон? Да я, может, больше партии понимаю. Коммун боишься?..
И вдруг Карякин почувствовал, что не сумеет ничего доказать Булкину. Он ведь сам о коммунах спорил с Алексеем. Но у него есть право спорить. А этот не имеет права партию ругать. Он, Карякин, сам ругает партию — много в партии всякого мусора есть, — но Булкину ругать партию он не позволит. Он не может предать Булкину Алексея.
И он постарался вспомнить, как ему самому доказывал о колхозах Алексей и, чувствуя, что никогда так у него не выйдет, все более озлобляясь, кричал:
— Ты против социализьму идешь, Булкин! Ты социализьму враг. Вот ты какой! Я тебя на чистую воду выведу. Ты не можешь с Алексеем спорить, не можешь! Побьет тебя Алексей. И как только ты к машине, Булкин, попал? Ты и машину погубишь. Ты и машине враг. Враг!.. Враг!.. — поднялся Карякин и казался хищным черным зверьком, который вот-вот вцепится в рыхлого и тяжелого Булкина.
