— Я вот не шарю. Вообще. — Чарли вытер рукой жирные губы.
— Да ладно!
— Серьезно! И никто в нашей семье не шарит. У нас много других достоинств, но звезд мы с неба не хватаем, это точно. Я уже давно понял.
Итан улыбнулся:
— Ты хорошо себя знаешь.
— А ты — нет?
— Нет.
— Почему?
— Ну… может, я и не хочу. Страшно же — заглядывать внутрь и видеть всю правду. Этим ты мне и нравишься. Ты просто заглядываешь в себя и сразу все про себя понимаешь.
— Многим это не по душе, — сказал Чарли. — Друзей у меня не слишком много. В универе почти никого. Здесь все хотят, чтобы я изменился, подстроился под их долбаные стере…
— Стереотипы.
— Во! Говорю же, шаришь. Поэтому я так люблю «Брандл пайнс». Там мне не надо подстраиваться, можно быть самим собой.
— Я этим грешу.
— Чем?
— Ну, пытаюсь подстраиваться. Под других.
— Ни фига подобного.
— Разве?
— Нет, ты вообще не такой.
Итан раздулся от гордости.
— Скажи честно: по-твоему, я тупой? — спросил Чарли. — Раз говорю, что ты шаришь, а я нет?
— Нет, — ответил Итан. — Ты чего? Даже близко не тупой. Мне бы и в голову не пришло… Нет. Я так не думаю. Честно.
Он покосился на свое отражение в зеркале заднего вида: его лицо то светлело, то темнело, когда их «сперо» проезжала сквозь пятна света от придорожных фонарей. Хотя путь Итана к физической привлекательности еще не был пройден до конца, не так давно ему сняли небный расширитель — оказалось, у него очень красивая, архитектурно выстроенная улыбка. Поры на лице сузились. Плечи стали шире, как будто все это время в тощем теле была заключена его увеличенная копия и эта копия наконец вылупилась.
Они поселились в южной части Питтсбурга, на первом этаже «Холидей инн экспресс». В номере было две двуспальные кровати. Итан бросил рюкзак на шершавый ковер и без сил рухнул в постель. Засыпал он под рассказ Чарли о телепередаче, где сыщики светили лампой черного света на стены и кровати гостиничных номеров и делали всякие мерзкие открытия.
Он очнулся на рассвете. Из соседнего номера доносился шелест включенного душа, а из столовой — аромат шипящих между двумя железными плитами вафель.
Итан открыл глаза. Чарли стоял рядом с его кроватью. В левой руке он стискивал запотевшую бутылку «Бад селект», а в правой — свой твердый член. И то и другое он предлагал Итану.
Питтсбург встретил их солнцем, которое три дня палило за окном отеля. Ребята почти не выбирались на улицу, целыми днями куражились в постели, спали и пили пиво. Затем повесили на дверь табличку «Не беспокоить»: номер стремительно и провокационно терял свежесть, но их это не волновало. Время от времени они выбирались на поиски пищи. Чарли трижды неправильно произнес слово
