- Здравствуйте, Николай Павлович!
Учитель, не ожидавший такого радушного приема, поднялся с места еще раз, опять поклонился им и сказал:
- Здравствуйте, здравствуйте, ребята!
- Вот видите, товарищи, - продолжала Тает-Хема. - Николай Павлович будет преподавать нам математику и физику. Он посмотрит на нас, а мы на него. Приехавшие учителя расскажут нам, что пришло с пароходом для нашей школы. Вот и все, - неожиданно закончила Тает-Хема.
Затем, понизив голос, она сказала:
- Слово предоставляется Тане-кай! Ой! - сконфуженно вскрикнула она. Лицо Тает-Хемы вдруг залилось краской, она смутилась и, прикрываясь ладонью, тихо проговорила: - Извиняюсь... Слово - Татьяне Николаевне.
Сама учительница покраснела больше, чем Тает-Хема. Но, подойдя к столу и овладев собою, она сказала:
- Это все равно, Тает-Хема.
Ученики зааплодировали.
НЕОБЫЧНЫЙ НОВИЧОК
В седьмом классе шел урок математики. Двенадцать юношей и девушек пристально вглядывались в формулу, которую выводил на доске Николай Павлович. Малоподвижный человек в жизни, Николай Павлович во время урока совершенно преображался. Большой опыт в работе, любовь и знание предмета позволяли ему сухой урок математики делать увлекательным. Он быстро шел вдоль доски за длинной строкой математической формулы, мгновенно отрывался, оглядывая учеников, и торопливо говорил, продолжая писать:
- Теперь смотрите, что из этого получается.
Николай Павлович так увлек учеников, что их черные глаза, блестевшие, как омытые морской волной камешки, следили за каждой вновь появляющейся на доске цифрой или латинской буквой. Таграй даже привстал со скамьи и полустоя, закусив губу, сосредоточенно следил за объяснением.
- Да ведь это прямо интересно! - вслух подумал Таграй.
Учитель оглянулся на него и, воодушевленный вниманием, спросил:
- Понятно?
- Очень понятно, - с умилением произнес Таграй.
- Понятно, понятно! - проговорили и другие ученики.
- Теперь я попрошу кого-нибудь из вас к доске. Может быть, вы, Таграй, хотите? - глядя на него, спросил учитель.
Таграй встал во весь рост и растерянно, с широко раскрытыми глазами, тыча пальцем себе в грудь, спросил:
- Я?
- Да, да, вы!
- Мы?
Это "вы", услышанное Таграем впервые в жизни, смутило его. Он сразу как-то понял, что стал взрослым - и не только взрослым, но и культурным. Ведь ни одного чукчу еще никто никогда не называл на "вы". И эта грань, которую он, Таграй, перешагнул, льстила ему. Такое обращение учителя защекотало его юношеское самолюбие. Таграй мигом пришел в себя, вышел из-за парты и внутренне довольный, смело, крупным шагом направился к доске.
