- Я не могу вернуться? - снова спросила она мать.
- Я, пожалуй, промолчу о немцах.
***
Однажды Герда спустилась к Арройо-Секо по сухому руслу, где птицы охотились на воде. Арройо был словно сожжен осенью: трава, шалфей и кустарники горчицы, поля лаванды и лилии — все напоминало коричневые хрупкие кости растений. Кофейные бобы, бузина, лимоны, сумах - все высохло. Воздух в Калифорнии был настолько сух, что кожа Герды потрескалась. Идя по песчаному руслу, она чувствовала внутреннюю часть носа, его кровоточащие трещинки. Ее обогнал суслик, чувствуя, что над ними кружит ястреб. Дубовые листья качались на ветру. Она думала об узких улицах Копенгагена, где дома неуклюже выглядывали на обочины, словно старик, боявшийся перейти дорогу. Она думала об Эйнаре Вегенере, который казался ей размытым, как во сне.
В Копенгагене ее все знали, но никогда ничего от нее не ожидали. Герда была экзотичнее черноволосых прачек, скитавшихся по всей земле от Кантона, и теперь работали в маленьких магазинах на Ист-Сайде. В Копенгагене ее уважали, независимо от того, как она себя вела - так же, как датчане терпели десятки эксцентричных графинь, которые правили в своих замшелых усадьбах.
В Калифорнии же она всё еще была мисс Герда Вэуд, сестра-близнец Карлайла, апельсиновая наследница.
Глаза всегда указывали ей путь. В округе Лос-Анджелеса было около десяти человек, которые подходили ей для замужества. На другой стороне Арройо-Секо стоял итальянский дом, и все знали, что Герда ходила туда. В доме был питомник и защищенная игровая комната, заполненная детьми.
- Сейчас в этом нет необходимости, - сказала ее мать в первую неделю, - Давай не будем забывать, что тебе исполнилось восемнадцать.
И, конечно, никто не забыл историю с фургоном мясника. Теперь на маршруте доставки был другой мальчик, но каждый раз, когда фургон подъезжал к дому из белого кирпича, на краткий миг все впадали в замешательство.
Хромой Карлайл, чья нога всегда болела в датском холоде, готовился поступать в Стэнфорд. Это был первый раз, когда Герда начала завидовать ему. Карлайлу было разрешено ковылять напротив песчаного двора к классу под ясным чистым солнцем, в то время как ей придется сидеть на застекленной террасе с набросками на коленях.
Герда начала носить рабочий халат художника, в переднем кармане которого хранила записку от Эйнара. Сидя на застекленной веранде, она писала ему письма, хотя ей было трудно придумать, что написать. Она не хотела сообщать ему, что не рисовала с тех пор, как покинула Данию. О погоде ей тоже не хотелось писать - это было бы то, что на её месте сделала бы её мать. Вместо этого она писала письма о том, что будет делать, когда вернется в Копенгаген. Повторно поступит в Королевскую Академию, постарается устроить небольшую выставку своих картин, убедит Эйнара сопровождать ее на девятнадцатый день рождения… В первый месяц пребывания в Калифорнии она ходила в почтовое отделение на улице Колорадо и отправляла письма.
