Сперва Матросов шутил:
— Всю жизнь проспишь!
Митька отмалчивался. Он знал, что самое страшное наказание, так сказать, «под корень» — это возвращение в колонию. Но он понимал, что и там ему хуже не будет.
Другой раз, застав Кислорода не у дел, Матросов как бы между прочим проговорил:
— Я слыхал, что по зимней спячке будто бы суслики занимают первое место. Они иногда по девять месяцев не открывают глаза.
«Мели, Емеля, твоя неделя! — подумал про себя Кислород. — Меня шутками да прибаутками не прошибешь. За радивое отношение тебе, смотришь, выйдет повышение: Дмитриев на Красную доску занесет или Габдурахманов позволит с собой в шахматы сыграть».
Однажды на Кислорода наскочил сам Дмитриев. Он не стал шутки шутить. В тот же вечер устроил разносное собрание. Крепко загнул, да не тут-то было. Бригадир Матросов заступился:
— Погодим, — сказал он. — Бригада с ним справится.
Так сказать, на поруки взял.
«Будет, значится, душевная беседа, — усмехнулся Митька Кислород. — О том да о сем. Про доверие ввернет слово, будущим постращает... А мне все это трын-трава».
Ведь на снегу лежать — тоже нелегкий труд. Как только начинает мороз пробирать, надо повернуться другим боком или даже пританцовывать... Как-то Митька продрал глаза и видит, что напарник его Директор с Сашей распиливают здоровенную пихту.
Сперва широко улыбнулся: «Вкалывайте, коли охота!» Затем сам себе сказал: «Он мог бы запросто по морде дать! Ему за это ничего бы и не было!»
И вдруг обида заела: почему не заехал по роже? Зато он может пойти и отобрать у бригадира оружие производства:
— Отдай пилу, и баста!
Но он был уверен, что за ужином скандал произойдет. И по-своему приготовился к той самой взбучке: «Что вкалывать? Все равно не перевалить все деревья, которые растут в этом лесу».
К его удивлению, Матросов не стал устраивать шума. Вот тогда Кислород немножко растерялся: «Чего ему от меня надо? — спросил он сам себя. И вдруг подумал: — Саша со мной, как человек с человеком...»
После этого события с ним что-то произошло. Он и сам не совсем ясно понимал что. Даже Директор, его бессменный напарник, опешил от того, что увидел. Он своим глазам не верил:
— Чего подгоняешь?
Кислород не стал с ним делиться. Просто он еще не был готов к такому разговору. Может, не совсем еще доверял сам себе, не зная, сколько в нем этого самого порыва...
«4 апреля 1942 года.
Хлебнули мы горя. Ко всему привыкли, но не смогли остаться безучастными лишь к усталости.
