— Почему вы возражаете против того, чтобы торжественно отметить ваш отъезд? Ведь вы на фронт, на поле боя уезжаете, а не в гости или в командировку в столицу.
— Но можно уйти на фронт, не создавая шума вокруг этого события. Пока нет и основания для этого. Вот возвращение с победой отметим. Я даже обижусь, если этого не случится.
— Петр Филиппович...
— Ольга Васильевна, все-таки будет так, как я сказал. Все узнают вечером, когда я отдам приказ о сдаче дел, а пока... — И, как бы предлагая перейти на другую тему, он продолжал: — Для приобретения учебников я перевел восемь тысяч рублей. Учтите, что по этой графе можно будет получить еще кое-что после первого января.
Ольга Васильевна в свою очередь, но, как показалось Рашиту, печально спросила:
— Хоть с нами и ребятами попрощаетесь?
— Обязательно, но договоримся, что о моем уходе пока ни слова. Пусть поймут как обычный обход... И для ребят это будет лучше, и сам буду спокойнее. А утром распрощаемся как следует.
Рашит глубоко взволновался, услышав об отъезде Петра Филипповича на фронт. Для него Стасюк был любимым воспитателем, и Рашиту казалось, что никто не сможет заменить его. Что станет теперь с колонией?
Он решил было сейчас же войти в кабинет, чтобы сказать начальнику, пусть он или остается, или заберет с собой на фронт всех старших ребят. Идти, так идти всем... Разве он сам не готов сегодня же уйти на фронт? Разве после отбоя, когда в корпусах потухает свет, среди ребят не начинаются заманчивые разговоры о фронте? Порою далеко за полночь.
Он вновь подумал о причинах вызова. Может быть, все-таки Петр Филиппович решил только ему открыть тайну отъезда? Он всегда чувствовал, что начальник благоволил к нему... И вдруг его охватил страх: неужели Стасюк вызывает его перед отъездом, чтобы сделать выговор?
Как только Ольга Васильевна вышла из кабинета, Рашит постучался.
Все до обидного так обыденно, так знакомо, точно никто и не собирался оставить колонию...
— Здравствуйте, Петр Филиппович!..
Стасюк внимательно взглянул на командира отряда.
-— Здравствуйте, Габдурахманов. Разве я уж не начальник колонии?
Рашит хотел было сказать, что в этот день он, Рашит, как и все ребята, может назвать его родным отцом, так он близок и дорог колонистам. Однако он промолчал, вспомнив, что лишь случайно узнал об отъезде Стасюка.
— Разрешите, товарищ начальник?
— Разрешаю. Военком отобрал пока всего одно заявление. Остальные вернул обратно — по возрасту не подходят.
