Тигром он набросился на парня. Кати, его подруга, стояла у входа в гостиницу с гордо поднятой головой и расправив плечи. Она была рада за своего старика, как, впрочем, и всегда.
В дверях появился Питер Грант, своей огромной фигурой он заслонил солнечный свет, проникающий в вестибюль, и со своим ист–сайдским выговором произнёс:
— Эрр, в чём дело, Боб? Неприятности?
Парень за стойкой тут же переменился. Мы сломали лёд. Думаю, это была первая гостиница на всём Юге, которая, благодаря нам, изменила своё мировоззрение задолго до появления закона о равных правах.
Этот день был наш. Мы праздновали победу. Мы гордились, особенно был счастлив Боб Левин, но наше радостное настроение оказалось недолгим. Колизей был пуст, концерт отменён. Весь остаток дня и вечер мы просидели на двенадцатом этаже нашей гостиницы. Я, Майк Джеффери, Час Чандлер и Дик Кларк, телерепортёр. Внизу, из окна номера Дика виднелся город, погружённый в вечерние сумерки, мы в растерянности молчали, говорил один только Дик, он говорил что–то об Америке с её яблочным пирогом, даже о расовом законе, как они его тут понимают. Несмотря ни на всё, он возмущался им, хотя ему и приходилось уживаться с действительностью. Он попытался нам что–то объяснять, живя у себя в Англии, где нет такого большого чёрного населения как здесь, мы почти ничего об этом не знали. Он был, конечно, прав. Реальность, как таковая, это совсем другое. Реальность, с которой мы столкнулись впервые здесь, и хотя мы выдержали бой, но Сонни пришлось поселиться в отдельно стоящем от основного здания флигеле. Концерт был отменён, многие потеряли из–за этого свои деньги. А Сонни отказано в посещении бара и ресторана, те принадлежали частному клубу, а не гостинице, и у владельцев были на этот счёт свои установленные правила.
Так мы и просидели там, кляня бедного Дика за его расизм и всю эту чёртову американскую систему заодно, пока Сонни шнырял по той части города, где жили его чёрные братья, и, познакомившись с парой чёрных сестричек, не вернулся в свой гостиничный флигель, не в состоянии вымолвить ни слова и уставший как собака. По всему было видно, что он давно так хорошо не проводил время.
За нашей загрузкой в аэропорту наблюдали из–за своих солнцезащитных очков трое копов. В помощи моей Сонни особо не нуждался, и я пожал ему руку. Все остальные были на позднем завтраке в ресторане аэропорта.
Как только был погружен последний усилитель, один из копов крикнул в нашу сторону:
