— Ничего страшного, сэр.
— Молодая женщина. И с машиной такого размера. В такую-то погоду.
— Начинала я в еврейском похоронном бюро. Это была моя первая шоферская работа.
— Неужели? Но… что вы возили?
— Родственников усопших.
— Поразительно!
— Я часто говорила мужу, что наверняка у евреев есть какие-то экстрасенсорные способности — так быстро они узнают, когда кто-то из евреев умирает. Скорбящим нет конца, откуда только они не приезжают, чтобы утешать родственников. Я тогда впервые общалась с евреями. После этого я и стала относиться к ним с уважением.
Мистер Фрейтаг расплакался.
— У меня три обувные коробки карточек с соболезнованиями.
— Что же, — сказала Рики, — это говорит о том, как сильно ее любили.
— У вас есть дети, юная леди?
— Нет, сэр. Пока нет.
— Непременно, непременно заведите детей!
По заснеженной дорожке мужчины вошли на еврейское кладбище одни. Они встали рядом перед кучей свежей земли и надгробием с фамилией. Теперь он был в ярости.
— Но я не так хотел! Почему ничего не разровняли? Почему не утрамбовали? Оставили так, словно это куча мусора! Целых три недели прошло, вот и снег повалил, а они до сих пор не сделали как следует! Как такое может быть — я этого не понимаю. Вот я говорю, могила Джулии, но слова эти смысла не имеют! Посмотрите, как они все оставили! — Он вел Цукермана за руку от одного фамильного надгробия к другому. — Мой брат тут лежит, моя невестка, потом Джулия — и снег тут, словно куча мусора, — а я буду тут. А там, — сказал он, махнув рукой в сторону дымящей фабрики, — там дальше, в старой части, ее отец и мать, мой отец, моя мать, мои две прелестные юные сестры, одной было шестнадцать, умерла у меня на руках…
Они стояли перед надгробием с надписью «Пол Фрейтаг 1899–1970».
— Пол, у тебя там что, карманы есть? Глупый мой брат. Сделал деньги на перчатках. Ни гроша не тратил. Всю жизнь покупал вчерашний хлеб. Думал только о деньгах. О деньгах и о своем шланге. Прошу прощенья, но так оно и было. Вечно на жене лежал. И как ей это, вообще не думал. Покоя бедняжке не давал, даже когда у нее рак в матке был. Маленький такой, с виду — хозяин кондитерской лавки. А она была просто куколка. И с чудесным характером. Умница к тому же. В карты играла великолепно, Тилли — она всех могла обыграть. Как мы веселились, все вчетвером. В 1965 году продал бизнес за сто тысяч долларов, а помещение еще за сто тысяч. Ему платили по три-четыре тысячи в год только за то, чтобы он присматривал за бухгалтерией. Но он этой замечательной женщине ни гроша не давал, чтобы она что-нибудь себе купила. Два года он болел, и за это время даже не купил себе пульт управления, чтобы не надо было вылезать из кровати и переключать каналы. Все копил, до самого конца. До конца. До конца, Пол. У тебя там карманы есть, скупой ты ублюдок? Нет его — всех их нет. А я стою на краю и жду, когда меня столкнут. Знаете, как я сейчас живу со смертью? Ложусь вечером спать и говорю: «А мне по хрену». Вот тогда и уходит страх смерти — когда тебе по хрену.
