На прощанье они пожали друг другу руки. Мистер Фрейтаг, с трудом сдерживая слезы, сказал:
— Ты уж расскажи Долорес.
— Нехорошо это, — сказал Мануэль. — Ох нехорошо.
В машине мистер Фрейтаг вспомнил еще что-то и попытался открыть окошко. Не найдя на дверце ручку, он стал стучать в перегородку:
— Откройте! Я не могу открыть.
Рики нажала на кнопку, окошко открылось, старик успокоился.
— Мануэль! — крикнул он сквозь снегопад. — Мануэль, подойди-ка!
Молодой бакалейщик обернулся в дверях, устало провел рукой по волосам, стряхнул снег.
— Да, сэр.
— Мануэль, ты бы снег лопатой разгреб. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь поскользнулся.
Всю оставшуюся дорогу мистер Фрейтаг плакал. На коленях у него лежали две пачки крупной кошерной соли, и он так нежно держал пакет, словно это были останки миссис Фрейтаг. Снег бился в стекла машины тяжелыми клочьями, и Цукерман подумал, не попросить ли Рики повернуть назад. Метель уже началась. Но Цукерман чувствовал себя чистым столом, пустым столом, белесым выскобленным деревянным столом, ждущим, чтобы его накрыли. Сил в нем не осталось.
Они проехали под железнодорожным мостом, на котором спреем шести цветов были выведены надписи — будто нелепыми иероглифами.
— Вот ведь подонки! — сказал мистер Фрейтаг, увидев, как изуродовали общественную собственность.
В выбоинах на дороге под мостом стояла черная вода.
— Это преступление! — сказал мистер Фрейтаг. Тем временем Рики осторожно проезжала этот кусок пути. — Здесь ездят похоронные процессии. Катафалки, скорбящие, а Дэйли[53] лишь бы карманы набить, и все пусть идут к черту.
Они проехали через туннель, затем резко повернули на крутую мостовую вдоль железнодорожной ветки — там повсюду валялись какие-то ржавые железяки, а на другой стороне дороги, за высокой черной оградой начинались надгробья, километры кладбища без единого дерева, а вдалеке, у горизонта — огромное прямоугольное здание — видимо, какая-то фабрика, но из-за густого дыма, видного и сквозь метель, она напоминала нечто похуже.
— Здесь! — Мистер Фрейтаг застучал по перегородке. — Эти ворота.
И наконец разглядел, что шофер не мужчина. Он потянул Натана за рукав, но Натан был не здесь. Там, где кончается все, он тоже кончился. Он даже столом и то перестал быть.
Рики раскрыла черный зонт и сопроводила обоих пассажиров к воротам кладбища. Такая работа, и она ее выполняла. С уважением. К кому бы то ни было.
— Я увидел косу, девичью косу, но как-то это не осознал, — завел беседу мистер Фрейтаг. — У меня в мыслях только горе.
