Так начался Польско-Белорусский рейд.
Весь день шли не останавливаясь, спешились только в темноте: приказ уничтожить аэродром. Долго шли по лесу, потом по-пластунски ползли полем к аэродрому, утонувшему в темноте. Сигнал ракеты — кинулись к ангарам, забросали их гранатами, поджигали бензохранилища. Через полчаса все полыхало: постройки служб, казармы, из которых выскакивали в белье пилоты; лопались, разбрызгивая огонь, цистерны бензовозов. Уходя, мы жевали трофейный шоколад, кое-кто успел выпить трофейного какао в офицерской столовой.
Это и есть рейд.
День за днем, ночь за ночью булыжник дорог искрился от тысячи подков. В тесноте колонн до крови растирались колени, стремена впивались в бока лошадей, и они храпели и рвались на дыбы. Города, села, хутора… Где-то выпит глоток воды, получасовая передышка в лесу, и опять бешеная скачка, чтобы оторваться от севшего на пятки мотополка. Прямо котелками мы черпали чудом сваренную на марше горячую кашу, ели, не слезая с коней. Спали на булыжнике в те две-три минуты, когда командиры при свете потайных фонариков сверяли по картам направление, потом опять вперед, вперед… Мы не успевали разглядеть те города и села, которые брали, забылось название местечка, где подняли прямо с постелей танкистов, и они бежали к реке, бросались в реку, и мы стреляли по вздувшимся, белеющим на воде нижним рубашкам.
Делая обходной маневр, увидели однажды пятиметровую паутину колючей проволоки, будки по углам, внутри — длинные бараки блоков, какие-то приземистые дымящие сооружения — лагерь. Перебили охрану, вывели несколько сотен полуживых людей-скелетов. Они падали, дохнув свежего воздуха. Седой человек с обмотанными тряпками ногами подошел к нам:
— Возьмите меня. Воевать буду. Я разведчик. Из Вологды я.
— Куда же тебе воевать, дядя? — чуть не плача, сказал ему кто-то из казаков. — Старый ты, слабый…
— Я молодой. Мне двадцать восемь. Возьмите…
Это тоже рейд.
С немцами мы могли встретиться каждую минуту, иной раз в сутолоке ночного марша колонны перемешивались, и тогда услышишь немецкую речь, разгорится суматошная перестрелка, автоматные очереди, матюканье…
Ночью — марши, днем — бои в пешем строю: в рейде отдыха нет ни коням, ни людям. Наша забота — сеять хаос на коммуникациях, не дать собрать против нас кулак, и мы мечемся повсюду, наша сила — в быстроте передвижений, в неожиданности ударов. Иногда в только что захваченном городе мы видим битую технику, свежие трупы: помогая нам, бегущих немцев бьет чем может местное население.
