— Трофейный суп-то, — сказал Михеич. — Немецкий. В ихней танке тушонку обнаружил.
— Туда же лазили раз пять, — удивился я.
— Разве ж умеют искать?
От голода, от жары днем спали, оживляясь только во время атак, равнодушные к минометному обстрелу. Офицеры, сами тощие, как тени, ходили по траншее и будили казаков, чтобы хоть кто-то по очереди следил за немцем. Были на исходе и патроны — диска по два осталось на автомат, и ночью пришлось посылать обснимать трупы. Вместе с патронами приносили галеты, фляжки с вином.
Мы боялись, что при хорошей атаке собьют с позиции пехоту. Солдаты даже днем бродили по лесу, собирали грибы, орехи. Однако как только что-то у них начиналось, над траншеями выставлялась щетина штыков, слышалось матюканье, стучали максимы.
Пришел черед и нашему эскадрону хлебать кипяток. Михеич заварил его клубничником. Я ничего не сказал Михеичу, сам нес в траншею ведра и, пока нес, выбился из сил, много раз садился, задыхаясь. Черпали котелками прямо из ведер, обманывали желудок горячей водой. Пока пьешь — ничего, кончилось — живот еще хуже подводит.
Из траншей мы теперь не вылезали: спустишься в лог, обратно не подняться, а по нужде все равно ходить было не с чем. Все обросли, почернели, капитан потерял голос, шептал, что надо, ординарцу, а он передавал команду. Да и какая нужна была команда? Сиди жди.
Трупы на нейтральной полосе вспухли и начали вонять. Когда ветер тянул оттуда, в траншее нечем было дышать. Затыкай, не затыкай нос — ничего не помогает: ужасно тяжело пахнет человек.
То ли один день прошел, то ли два — все дни, когда так сидишь, похожи. Однажды загромыхало в небе. Мы подняли головы: начался дождь с грозой, встала радуга. Дождь скоро ушел, а радуга долго стояла за артиллерийской горкой. Потом в небе загудели самолеты. Мы подумали: опять штурмовики прилетели бомбить артиллеристов, но кто-то охнул:
— Наши.
Это и правда были наши Илы. Облетели плацдарм, снизились, побросали ящики с патронами и ушли. Ну, правильно, без патронов какой ты солдат? Кусок мяса. А с оружием до самой смерти ты все же воин. Я едва набрал народ, чтобы притащить в траншею патроны…
Капитана вызвали в штаб, передали прежнюю команду: «Стоять!» Сколько стоять, никто не знал. Может, верхние командиры и знали, но не говорили. «Подбодри казаков», — сказал мне капитан. Подбадривать было некого. В эскадроне оставалась половина, другую мы перетаскали в лог, в воронку.
Ночью опять шел дождь. В траншее была грязь, мы дрогли. Осень брала свои права. Мы сидели в одних гимнастерках. Шинели, все теплое осталось в обозе. Мы стучали зубами, греясь, топтались по колено в грязи и теперь уже мечтали о кружке кипятку. Ругали Михеича: какого черта он не везет кипятку, хоть водой изнутри согреться, будь она четырежды такая-сякая…
