Петр Семенович в это время чинил с внуками покосившийся заплот на задах. Катерина с Зоей пропалывали картошку за баней. Редкий, но крупный дождик загнал всех под навес.
— Не было печали — черти накачали! — ругалась Зоя, стряхивая с лица капельки дождя.
Сюда же вломились самохваловские старики, жившие теперь в Темирязевке у старшего сына, да внук старика Анисима, умершего в сто лет, жившего когда-то прямо у прогона. Теперь от дома осталась только колодина лиственная, гнившая медленно, да веха от колодезного «журавля», приспособленного Алексеем под антенну. Андрей прошлым летом распахал клочок бывшего своего огорода, весной засадил картошкой и забыл про него.
— Ну, Андрюха, зачастил ты к нам, — уел его Петр Семенович. — Как ни выйду, а глянь, Андрюха свой огород обихаживает.
Все засмеялись. Андрей зыркал по сторонам, прятал глаза.
— Работа заела, — оскалился он, морща конопатый нос в плюшку, точь-в-точь как у всего саловского рода. — Дел хватает! Свое бы переделать…
— О-о-о, свое-то теперь у тебя там, а тут чужое, — воскликнула Катерина. — Бабу бы с собой прихватил! Тебе одному-то на неделю хватит травищу-то сечь. Вчера иду, а из вашего бурьяна бурый вылез, весь в репьях, да как зарычит: «Где тут хозяин?»
— Ох и брехать ты, Катерина! — пялил круглые глаза Андрей, поглядывая на тучку.
— Брешет кобель. А не веришь, так спроси у Трифонова. Он за ружьем тогда спохватился…
Бабы поджимали юбки. Зоя щурила синие глаза на молодого мужика, накручивая кудерьки рыжих волос на палец, подмигивала смущенному мужику.
— А у него, бабы, тяцка, из сумки торчит. Как замочит, таки пойдет пластать. А баб тут и чужих хватает. Зачем со своим добром…
— Ха-ха-ха!..
Андрей не выдержал женских насмешек, выскочил под дождь, по пути чуть не сшиб игравших в американку внуков Березина: Павлика и Егорку. Егор, проигрывая, злился, каждый раз получая по широкому лбу увесистые щелбаны от здоровенного двоюродного братца, черного, схожего с отцом как две капли воды. Только материны подсиненные глаза лукаво щурились. Девки за ним ходили гуртом, а матери молили бога, чтобы побыстрее шалопая забрали на службу. Но он метил в военное училище, а по-настоящему ухлестывал за директорской дочкой Аннушкой, учившейся на два класса ниже. Братья девушки, здоровенные бугаи, работавшие на свале леса, грозили парню нешуточно: «Ноги выломаем и спички вставим!»
— Ты бьешь с оттягом! — слезно кричал Егор, норовя уклониться от стального пальца Павла.
