— Как тебя зовут? — спросила она.
— Сунила, — ответил парень и пропал в толпе.
Через две недели Эльвира получила записку от мужа: он здоров, чего и ей желает, и находится в тюрьме в Куопио; там он должен был копать много могил для убитых и умерших в госпитале белогвардейцев — это было его единственным утешением.
Ей очень трудно жилось, она не справлялась со своим крохотным хозяйством и одной коровой; она совсем ослабела, и никто ее не хотел брать в батрачки.
В ноябре она родила вторую дочь; назвали ее Нанни. Эльвира писала письмо за письмом в тюрьму, но писем не пропускали. Мать уговаривала ее вернуться к отцу. Но она помнила, как Олави хотел вспахать поле и засеять для нее. Она плакала и говорила, что будет ждать Олави в этой избе. Так прошла зима.
Соседка сказала Эльвире, что губернатор может отпустить Олави домой вспахать и засеять поле, потому что, чем меньше нищих, тем спокойнее властям, и такие случаи уже бывали в ближних деревнях.
Эльвира с грудной Нанни на руках (Хелли она оставила у соседей), вместе с этой женщиной, которая тоже хлопотала о своем арестованном муже, отправилась в Куопио, где был заключен Олави. Из дому они выехали на лодке по течению реки, а потом плыли по озеру — им помог перебраться через озеро веселый и разговорчивый приземистый лесоруб. Лед только проходил, было свежо. И хотя парень торопился на сплав, но все-таки помог женщинам. Эльвиру он называл «нэйти», и только когда она, отворачиваясь от него, кормила Нанни, он вежливо обращался к ней: «роува» — госпожа.
— И куда так торопиться, роува?.. А-а! Муж взят по подозрению, что был в красногвардейском отряде? Понимаю. У меня дела хуже. Мы с братом были оленьими пастухами всю зиму, угнали хозяйских оленей на зимние пастбища. Возвратились, как положено, в село, и тогда нам сказали, что была революция и гражданская война, а вы, ребята, прозевали.
Они сошли с лодки. Парень помог им вытащить ее на берег и спрятать в лесу. Земля была еще влажная, сырая.
Дальше женщины пошли пешком. Изредка их подвозили на попутной телеге крестьяне. Потом они сели на пароходик и через два дня прибыли в город.
Там Эльвира написала прошение, и соседка тоже написала свое — и обе пошли к управителю.
Начальник прочитал прошение, посмотрел на женщин и, сняв с переносицы запотевшее пенсне, несколько раз щелкнул пальцами перед самым носом у Нанни, улыбавшейся на руках у Эльвиры. Девочка испугалась, заплакала. Тогда начальник разозлился, накричал на женщин и выгнал их из кабинета.
