— Никаких кофе!
И они забрали Олави.
Когда все ушли, Эльвира достала из ящика стола маузер и три пачки патронов, завернула в промасленные тряпки и, поглядев в окно, не следит ли за ней кто, вышла во двор и спрятала сверток в поленнице. Когда часа через полтора парни вернулись, чтобы произвести обыск, Эльвира доила корову. Они вызвали Эльвиру из хлева и стали перерывать все вещи, разбросали постель, но ничего не нашли. Тогда один стал стучать прикладом об пол и закричал:
— Сознавайся, где оружие?
Она сказала:
— Я не знаю.
Он стал щелкать затвором, и она повторила:
— Я не знаю.
Тогда другой подошел к шкафчику, где у Эльвиры в горшочках готовилась простокваша — все четыре полки были уставлены ими. Парень подозвал Эльвиру и заставил открывать горшочки, и она открывала и подавала, а лахтари швыряли их на пол. И так они перебили сорок горшочков и ушли.
А Эльвира собрала еды для Олави и пошла в Тювейен Тало, Рабочий дом, который теперь занимали белые. У крыльца стояли еще три женщины с узелками. Их не пропускали на свидание и не брали передачи. Они стояли так несколько часов, совсем замерзли и, отчаявшись, пошли по домам.
Эльвире было очень горько и хотелось плакать, а Хелли еще ничего не понимала.
Четыре месяца Олави находился в селе под арестом, и ни разу за это время не смогла его увидеть Эльвира, ни одной ее записки лахтари не передали ему.
Приходила мать и говорила:
— Посмотри, на кого ты стала похожа!
Но Эльвира молчала. А старуха снова принималась за свое:
— Пожалей хотя бы девочку. — И потом, подозрительно оглядывая набухающий живот дочки, посоветовала: — Иди к старику, он тебя примет.
Эльвира продолжала молчать.
Старуха снова пропадала на несколько недель. Эльвира кое-как перебивалась. Один раз зашел к ней совсем молодой парнишка, белобрысый и остролицый, положил на стол сто марок и сказал:
— Это тебе от товарищей, — и, уходя, добавил: — Завтра утром их отправляют в город на допрос и расправу.
Эльвира не могла заснуть всю ночь и рано утром вышла к реке. Там уже собирались люди. Жены и дети, отцы и матери, братья и сестры арестованных стояли на берегу — к барже их не подпускали, — и Эльвира чувствовала себя очень одинокой. Арестованных повели из Рабочего дома под конвоем на баржу. Они входили по трапу, и наручники их глухо звенели. Поднялся плач. Но его перекрыл гудок буксира. Хелли испугалась гудка и заплакала. Эльвира стала ее утешать. Баржа заскрипела и отошла. У борта стояли в наручниках арестанты и смотрели на провожающих. И снова Эльвира увидела в толпе на берегу вчерашнего парня.
