– Как это?! – почти закончил Петренко. – Я же! Я Богом клянусь!
– Подожди, не горячись. Лучше скажи, ты видел Дунаева на посту. И что он делал?
– Ну да. Дунаев. Я иду обратно, темно. Вижу, рядовой Дунаев мне навстречу идет, а не должен же. Он должен был на посту быть.
– И?
– Подходит ко мне и говорит как-то…
– Как?
– Как хипноз. Вкрадчиво, то есть.
– Что говорит?
– «Я Егова. Тут мой сын явится». А потом уже он засиял прямо весь, и я увидел, что это не Дунаев.
– А Дунаев где был?
– Шо? Не знаю, – сказал он сначала нерешительно, а потом горячо добавил: – Верьте мне или нет, я все равно скажу. И пусть меня отлучают. Егова вознесся и стал красным весь. Потом он перекрестился трижды и пропал. Я упал от этого и стал молиться. А потом, говорят, что я был без памяти наутро.
Я вздохнул. И попросил увести Петренко. Яснее мне не становилось. Оба бойца явно привирали, но делали это или филигранно, или бездарно. Понять было невозможно. Рассказы были достаточно похожи и достаточно отличались, чтобы не быть заученной легендой. Однако же поверить в них я тоже никак не мог.
А донос, собственно, Преподобный настрочил на командира Кузнецова. Что Кузнецов, оказывается, укрывает в части группу сатанистов. А хуже всего, что он не предает трибуналу богохульника Петренко, которого стоило бы публично расстрелять. Как ни странно, о Дунаеве в доносе не было ни слова.
Поговорив все-таки еще раз с Дунаевым, который все слышал и серьезно задумался о бытии сущего, я отправился к Разлому. Там меня уже ждала Армстронг.
– Екатерина Ивановна, какая приятная встреча!
– Борис Андреевич, – твердо начала Армстронг, – ваше намерение необдуманно.
– Отчего же? Все ваши измерения ничего не выявили. Нет там ни радиации, ни страшного вируса. Чего мне бояться? Вы же ученая, – сказал я игриво. – Али поддались общему настроению?
Екатерина отвела взгляд.
– Борис Андреевич, сегодня мы знаем, что исследователи первых пирамид умерли от грибка. Но сами эти исследователи думали, что им ничего не грозит. Тут нет ничего сверхъестественного, но мы можем чего-то не знать.
Я посмотрел на нее поверх очков.
– А сверхъестественного, говорите, тут нет?
– Что вы имеете в виду? Если говорить строго, то сверхъестественного нет не только здесь. Его нет нигде. Сверхъестественное – это такое понятие, которым мы как раз называем то, чего нет.
– Как растопить ваше сердце, Екатерина Андреевна?
– Наденьте скафандр.
– Нет, моя дорогая, если ваши точнейшие приборы ничего не заметили, остался только один еще не использованный прибор.
