Давид Исаевич чуть слышно тронул дверь маминой палаты. Она бесшумно отворилась, и перед ним предстала молодая смуглая женщина в распахнутом пеньюаре.
— Ой! — воскликнула она приглушенно и тут же запахнула полы халата. — Кого вам?
Объяснился Давид Исаевич шепотом.
— Здесь она, — сказала женщина и отступила от порога, взглядом приглашая его войти.
Пожилая грузная женщина, стоявшая спиной к окну, кивком ответила на его приветствие.
Мама лежала на койке слева, отвернувшись к стене. Спит? Нет, похоже, задумалась. Он поставил у ног сумку, опустился на корточки перед кроватью, нечаянно сдвинув локтем стул. Мама не спала и даже не дремала — пальцы правой руки комкали одеяло.
Давид Исаевич легонько коснулся их ладонью. Мать вздрогнула, приподнялась на локте, но что-то мешало ей заговорить сразу.
Сердце у Давида Исаевича упало. Всего лишь полтора месяца минуло после последней встречи с нею, а лица ее не узнать — исхудало, заострилось, резко обозначились скулы. Только глаза остались прежними. Давид Исаевич хотел скрыть свою растерянность и не смог.
В обоюдном молчании тянулись минуты. Какие мысли тревожили при этом маму, Давид Исаевич лишь догадывался. Себя же он с горечью спрашивал: «Неужели придется теперь лгать?»
Первой заговорила мама.
— Такой гость! Дорогой гость!
Она силилась сесть в постели.
Давид Исаевич кинулся помогать ей.
— Я сама! — отстранила она его руки, но тут же протянула к нему свои, обняла, прижалась сморщенными губами к склоненной голове сына. — Думала, уж бросили меня все. — Перевела дыхание, спросила: — Без хозяйки управляетесь?
— Плохо. Поднимайся скорее на ноги.
— А я сейчас встану, — с хитринкой сказала мать. — Пусти, пожалуйста.
Увидев, как она проворно спустила ноги с кровати и нащупала шлепанцы, Давид Исаевич несколько успокоился и произнес:
— Что говорят врачи?
— Помалкивают, — ответила мать, надевая халат и морщась. — Пальпируют. Бария противного наглоталась уйму. Нужные анализы сдала. Профессор вот еще должен посмотреть.
— Все будет хорошо.
— Не знаю. Может, помогут.
— Непременно!
— Духом не падаю. Убеждена: любой напасти надо сопротивляться всеми силами, ни в коем случае не сдаваться.
— Этот твой завет я усвоил. Ты мне об этом и на фронт, и в Тагил писала не раз.
— Перезимуем как-нибудь. Перемелется — мука будет.
