.
Ленин потребовал, чтобы данное письмо хранилось в тайне: только Крупской было разрешено вскрыть его после смерти вождя. Лидия Фотиева, однако, проинформировала Сталина и других членов Политбюро о содержании данного письма. О нем знала и Надежда Аллилуева. Что думала она обо всем этом? Какой отклик вызвало у нее мнение Ленина о ее муже? Об этом никто никогда не узнает.
«Письмо к съезду» было прочитано делегатам XIII съезда партии в мае 1924 года. Оно произвело на них сильное впечатление, но они, тем не менее, выдвинули предложение оставить Сталина на посту Генерального секретаря при условии исправления им своих недостатков. Сталин сам предложил снять его с этого поста. Все — в том числе Троцкий, Каменев и Зиновьев — с этим предложением не согласились.
Ко всему вышеизложенному добавился еще конфликт личного характера. Двадцать второго декабря 1922 года Сталин, назначенный с 18 декабря ответственным за соблюдение Лениным предписанного врачами режима, грубо упрекнул Крупскую за то, что она позволила своему мужу «переутомить себя» написанием нескольких писем, и пригрозил, что вызовет ее на заседание Центрального Комитета партии. На следующий день Крупская рассказала о данном инциденте Каменеву, а затем — но лишь 5 марта 1923 года — и Ленину. Ленин, разволновавшись, немедленно написал Сталину: «Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву […]. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением, Ленин». Сталин сразу же написал от руки ответное письмо, которое передал Ленину через Володичеву. «Т. Ленин! Недель пять назад я имел беседу с тов. Н. Конст., которую я считаю не только Вашей женой, но и моим старым партийным товарищем, и сказал ей (по телефону) прибл. следующее: “врачи запретили давать Ильичу полит. информацию, считая такой режим важнейшим средством вылечить его. Между тем Вы, Н. К., оказывается, нарушаете этот режим. Нельзя играть жизнью Ильича” и пр. Я не считаю, что в этих словах можно усмотреть что-либо грубое или непозволительное, предприн. “против” Вас, ибо никаких других целей, кроме цели быстрейшего В. выздоровления, я не преследовал. Более того, я считал своим долгом смотреть за тем, чтобы режим проводился. Мои объяснения с Н. К. подтвердили, что ничего, кроме пустых недоразум., не было тут, да и не могло быть. Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения “отношений” я должен “взять назад” сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя “вина” и чего, собственно, от меня хотят. И. Сталин»
