Что он наговорил Родиону?
Теперь он…
Теперь его…
Дрожь не желала униматься. Минуты тянулись неимоверно долго, пока не раздался дверной звонок.
Омега подскочил, отчего-то схватив себя за руку, впиваясь коротко остриженными ногтями куда-то выше запястья. Желание бежать от альфы и не убегать, разрывало на части, припечатав к месту намертво.
В заложенных, словно водой, ушах слышался глухой разговор.
Дверь открыл папа. О чем они разговаривали, было не слышно. И очень страшно. Наверное, сейчас Родион извиняется перед родителями и забирает свое предложение о свободе обратно, говорит что сильно ошибся и уходит…
«Уходит?»
Разговор затих.
Хлопнула входная дверь.
Вот и все.
Горло сдавило. Ногти впивались все глубже в кожу, но боли Марк не чувствовал.
Потяжелел воздух, дрогнул под ногами пол. Окружающие предметы поплыли: рисунок на настенном ковре размылся, теряя симметричность; вот вязкая капля тяжело плюхнулась на пол; стул неуклюже сложился под собственной тяжестью, будто придавленный невидимой плитой; всколыхнувшись, кровать пошла буграми волн; протяжно скрипнули длинные щепы шкафа, ребрясь гармошкой.
Марк медленно застывал на месте. Твердое прозрачное стекло обтекало тело, превращаясь в недвижимую хрустальную массу, консервируя омегу словно букашку в огненном янтаре.
И Марк не мог это остановить. Не хотел. Зачем?
Никому вокруг не нужна его никчемная жизнь. Так зачем она ему самому? Вечно мечтать о счастье? О радости? О Родионе?
«Не хочу.»
Стекло мягко скрипнуло, затягивая маленькое тело мертвой хваткой в центр, пряча от всех тревог мира.
Дверь приоткрылась.
На пороге стоял Родион. Его губы дрогнули, произнося что-то.
Альфа нахмурился, глядя на странную позу Марка, глядящего на него невидящими, безумными глазами. Хотел сделать шаг. И наткнулся на сплошную стену кристально прозрачного стекла.
Неверяще оглядевшись, он увидел деформированную комнату, словно картина Дали, вырвавшись из рамы, захлестнула пространство вокруг.
Родион ощупал стекло и наконец понял, в чем дело!
Марк увидел изменившееся непонятной гримасой лицо. Кажется, Родион что-то кричал.
Альфа оскалил зубы. Удары посыпались на стеклянную стену. Только она была неприступна.
Так же, как и страх омеги потерять единственное солнце в темной обескровленной вселенной собственного проклятия. Как же оно жгло изнутри, образуя бездонную черную дыру, что не знает пощады и слабости.
«Почему так кричит Родион?»
Родион? Разве он не ушел?
