После похвалы Хюрема они не сказали друг другу ни слова. Это с лёгкостью объяснялось отсутствием времени. Если они не хотели опоздать и вызвать гнев старшего субедара, залёживаться не следовало. Но Хюрем почти не сомневался, что за скованностью Лето, возникшей, стоило им отлепиться друг от друга, скрывалось иное, нежели страх прогневать наставника.
Собравшись в спешке и избегая смотреть в сторону Хюрема, Лето юркнул за дверь. Омега заметил малиновый оттенок, прочно засевший на скулах. Если хорошенько подумать, то скрыть смущение было проще простого, достаточно притвориться, что несся, как угорелый. Именно так возник Лето среди товарищей, топтавшихся у самого спуска в город. Сегодня их ожидал бег по лесным тропам, и потому все явились в прочной, обхватывающей лодыжки обуви и тёмной паре форменной одежды.
— Не опоздали? — донёсся голос Лето, когда Хюрем уже почти достиг группы молодых альф.
— Нет. Ещё около десятка наших не спустились и субедар, — ответил Джинав, зевнув.
Лето ни на кого не глядел, словно ощутив возникшего за спиной Хюрема, иначе бы увидел — как заметил омега, что взгляды друзей сосредоточились на нём по-особенному, крылья носов затрепетали чуть заметнее. На лице одного из альф тут же расползлась ухмылка.
— Ну наконец-то, — протянул он, заставляя всех обратить на себя внимание, но обращаясь исключительно к Лето. — Мы уж головы поломали, что там у вас.
— Ты-ы о чём?
— О том, что вы не трахаетесь, конечно, — с готовностью сообщил Толедо, не думая понижать голос. — В Дом радости ни ногой, будто в монахи подался, и его не шпилишь, — кивнул он в сторону Хюрема, не удостоив омегу взглядом.
— Ты что, свечку держишь?
— А чего её держать? Запаха-то не было, — пожал альфа плечами. — Мы уже стали подумывать, не сделать ли ставки, указывает тебе омега на дверь или есть другая причина, — Толедо насмешливо толкнул Лето локтем, словно имел в виду силы альфы пониже пояса.
Такие дружеские подначки часто ходили меж молодняка, да и старших, если уж говорить, не кривя душой. Не было в этом ничего по-настоящему обидного. Но только не в этот раз.
Мало того, что Лето не переваривал альфу за то, что тот слишком много себе позволял, так к тому же, сам того не ведая, кретин умудрился пройтись грязным языком по свежей ране. Пусть Толедо и представить не мог, что произошло между Хюремом и Лето, но его намёк о другой причине был воспринят в самой худшей своей вариации. Лето и сам пока не знал, что делать со случившимся, и воспринял подначку как вторжение на свою личную территорию — туда, куда бы он не впустил Толедо под страхом смерти.
