За стенами свистел ветер, забирался под кровельную черепицу и, подражая сверчкам, хрустел и шуршал, норовя потревожить сон обитателей дома.
Хюрем не спал. Вытянувшись на просторном ложе и подпирая голову рукой, он смотрел на замотанного в покрывала Лето. Убранные на ночь в толстую косу, волосы ловили случайные отблески света, скитавшегося во мраке комнаты, выдавая скольжение серебристой змеи вдоль шеи и, ниже, плеча альфы.
Лето спал на полу с тех самых пор, как Хюрем стал его подручным. После с треском провалившейся затеи — проучить омегу, Лето больше не делал никаких попыток снова поговорить по душам или сократить расстояние, довольствуясь хмурыми взглядами и обращаясь к Хюрему исключительно по необходимости. Получив назначение, омеге приходилось проводить ночи в спальне Лето, есть с ним за одним столом и ходить по пятам, куда бы ни отправился новый господин. Ничего сверх того Лето так и не попросил, бросил на пол собственной комнаты кучу тряпья в первый же вечер, молчаливо уступив своё ложе омеге.
Хюрем был уверен, что через несколько дней мальчишка сдастся и набросится, чтобы закончить то, что уже пытался сделать однажды; пусть Хюрем и понимал, что поступок Лето был вызван ничем иным, как желанием напугать зарвавшегося омегу. Убеждённость Хюрема поддерживали непрекращающиеся пересуды, что наследник больше не кажет нос в Дома радости, откуда ему регулярно приносили весточки и приглашения; по нему, по-видимому, было кому скучать. Лето только кисло улыбался и ничего не отвечал, избегая в такие моменты смотреть в сторону Хюрема, вместо него это с удовольствием делали многочисленные собратья, делясь друг с другом сальными подмигиваниями и недвусмысленными ухмылками.
Воздержание в таком возрасте, к тому же когда альфа распробовал вкус взрослой жизни, не могло продолжаться долго, и потому Хюрем выжидал, когда же терпение Лето наконец лопнет. Несколько раз, оказавшись не в том месте не в то время, Хюрем видел, как Лето, перехватив собственное достоинство, ублажает сам себя. Для омеги не было никакого секрета, зачем его отсылают с пустяковым поручением в какую-нибудь из лавок Барабата. Тугие ягодицы поджимались с напряжением, в напаренной купальне расползался густой запах можжевельника сдобренного нотками имбиря. Шаркнув или нарочно скрипнув половицей, Хюрем неизменно выдавал собственное присутствие. Мальчишка только оборачивался на звук — щёки его в этот момент, и без того согретые, алели сильнее, но он не останавливался. Хюрем видел, как широко раздувались ноздри альфы, украдкой воруя его запах, перед тем, как Лето отворачивался, чтобы довершить начатое.
