— Итак, наша концепция времени — замкнутый круг Эйнштейна. Так сказать, колесо с меридианом вроде гринвичского в качестве точки отсчета и центра. Мой аппарат освобождает человека от чувства времени, позволяя его сознанию попасть в этот центр. А уже оттуда он может выбрать любое направление вовне, в любую эпоху, которые вроде как спицы в колесе. Сознание привязано к определенному времени только тогда, когда находится в физическом теле. Как только оно освобождается, его влечет, как магнитом, в центр этого космического колеса, где времени, как такового, не существует. Но оно не может оставаться там. Какой-то стимул или, возможно, некий эквивалент экстрасенсорной центробежной силы неминуемо выталкивает его к ободу в другом секторе времени. Там сознание входит в тело кого-то, обитающего в том периоде времени. Таким образом...
— А, да хватит, — устало сказал Акер. — Я уже не раз слышал это.
Майхейм продолжал наращивать энергию поля. Потрескивали электрические дуги. Запах озона усилился, и Пит Мэнкс внезапно превратился в труп. Он перестал дышать. Глаза его потускнели. Челюсть упала на ужасный оранжевый галстук, а тело осело в кресле.
— Отлично, — сказал Майхейм, выключая ток. — Вот он уже и в другом периоде времени...
Распахнулась дверь и в лабораторию вошел ужасный мистер Моратти. Моратти был брюнетом, мускулистым, с пристальным взглядом. Некто в прошлом попытался, очевидно, вырезать кинжалом на его лице какую-то санскритскую надпись, но не докончил начатое.
Доктор Майхейм содрогнулся.
— Вы мистер Моратти? Рэкетир?
— Я Моратти, производитель детских самолетиков, парень. Понятно? — поправил его Моратти. — Я ищу крысу по имени Мэнкс. Ты видел его?
В молодости Майхейм участвовал в возвращении некоего изобретения, произведенного в стенах Плимутского университета и украденного злобными колумбийцами. Но они были младенцами по сравнению с Моратти, быстро понял Майхейм и шагнул назад, показывая на тело Мэнкса.
— В некотором роде... вот эта крыса, — сказал он, отводя взгляд. — Можете его обследовать... чтобы убедиться, что Пит не превратился в зомби.
— Да он прижмурился! — зарычал Моратти и присовокупил к этому пару страшных ругательств. — А кто его замочил?
Майхейм пожал плечами.
— Обыкновенное самоубийство. Я экспериментировал с электрическими разрядами, когда этот человек ворвался в лабораторию и прыгнул в кресло... Бог знает уж, зачем. Я как раз собрался вызвать коронера.
Моратти что-то проворчал себе под нос, наклонился и внимательно заглянул в пустые, неподвижные глаза, затем заговорил с пугающей мягкостью в голосе:
