Старик повернулся к Котовскому:
– Переправить вас через Шкумбин? Может, через неделю. Или весной.
Он чешет свой огромный горбатый нос.
– Весной – точно переправитесь. Сейчас мы отведем вас дальше в горы. Там живут наши солдаты, которые воюют с итальянцами. Оттуда можно через хребты пройти на Клисуру – я слышал, там уже ваши. Может, дойдете. Дороги сейчас плохие.
– Старик, враги увидят на снегу наши следы и погонятся. Зачем идти куда-то, чтобы умереть уставшим? – Карагиозис решает сыграть на желании албанцев сберечь свои дома.
– Уходить надо сейчас, тогда снег скроет след и завалит за вами дорогу. Думайте, важные начальники, пусть Аллах пошлет в ваши головы побольше разума.
Котовский допивает молочко и смотрит на капитана.
– Что уставился? – не выдерживает грек.
– Думаю. Ты недостаточно красив для того, чтобы украшать собой памятник. Предлагаю отложить героическую гибель.
– На себя бы посмотрел, красавец! Башка круглая, как бильярдный шар. Впрочем, скульптор чуть уберет в одном месте, немного добавит в другом – сделает, как надо.
Котовский отодвигает посуду на край стола и расстилает карту.
– Назад дороги нет, помирать на месте неохота, метаться из стороны в сторону не к лицу. Почему бы нам не пойти вперед?
Назвать места, по которым горцы-проводники ведут эвзонов и роту Котовского дорогой, могут только албанцы. Или русские – в России тоже привыкли выдавать за дорогу любое место, по которому можно не плыть, а идти, не прорубая при этом просеку. Несмотря на все уговоры, бросать танки Котовский отказался наотрез, волочет за собой даже три трофейных грузовичка – небольшие трехосные «Фиаты-ОМ». Машины понравились забавным внешним видом и замечательной способностью передвигаться по горным тропам. Их маленькие дизельки тащат по косогорам и перевалам загруженные по самые тенты кузова не быстро, но уверенно. Без грузовиков пришлось бы трудно – на мулах не увезти запас продовольствия на пять сотен едоков. Ушастые несут во вьюках разобранные горные пушки и снаряды к ним. Трофейную кухню пришлось цеплять к танку.
Колонна вышла из села на вторые сутки после разговора со старостой – старики дружно решили, что через день снег прекратится. Колонна растянулась почти на километр, впереди танки и грузовики, за ними, вытянувшись в две цепочки, пехота. Эвзоны топают по колеям, пробитым танковыми гусеницами. Вьючных животных пустили в конце. Замыкающие мулы тащат что-то вроде больших суковатых борон. Сучья взрывают снег, маскируя пробитые техникой и людьми колеи. Переход дается тяжело – видимость не больше десяти метров, косогоры, крутые подъемы, в нескольких местах для техники приходится мастерить бревенчатые мостки, в одном – взрывать закрывший дорогу крупный камень. Прошли. Двадцать километров по карте, восемь часов в пути. Измученные люди нехотя заталкивают в себя горячий кулеш, в темноте ставят палатки, прижимаются друг к другу, чтобы согреться, и забываются тяжелым, неспокойным сном. В караул заступают танкисты, спать отправляют только измотанных механиков.
