Еще один повод для их гнева не столь очевиден. Возможно, они вовсе не гневаются: зачастую дома они оказываются самыми любящими, нежными и заботливыми людьми. С чрезмерным пылом рассуждая о женской неполноценности, профессор, возможно, стремился утвердить собственную полноценность. Вот что он так жарко оберегает – для него это наивысшая ценность. Для обоих полов (вот они, толкаются за окном) жизнь – это тяжкая, нескончаемая борьба. Для нее нужна невероятная смелость и сила, но более всего она требует уверенности в себе – ведь мы так любим иллюзии. Без этой уверенности мы беспомощны, как младенцы. Но как же воспитать в себе столь неуловимое и при том бесценное качество? Рассуждая о том, что некоторые люди – неполноценны, взращивая в себе чувство собственного превосходства – благодаря богатству, статусу, римскому профилю или дедушкиному портрету кисти Ромни. Жалкие уловки человеческого воображения поистине всемогущи. Вот почему патриарху, которому положено покорять и править, так важно чувствовать, что он по самой сути своей стоит выше доброй половины человеческой расы. Наверное, это один из главных источников его власти. Впрочем, это рассуждение можно приложить и к повседневной жизни. Помогает ли оно понять причину тех мелких нестыковок, что порой происходят на полях повседневности? Объясняет ли мое изумление от восклицания З. – добрейшего, скромнейшего мужчины, – который, прочитав абзац из книги Ребекки Уэст, вдруг возопил: «Проклятая феминистка! Называет мужчин снобами!» Так поразившее меня восклицание (в самом деле, зачем же проклинать мисс Уэст, если она всего лишь навсего высказывает возможно правдивое, хотя и нелестное мнение о противоположном поле?) было не только стоном уязвленной гордости; это был протест против покушения на мужскую самооценку.
Все эти века женщины выступали в роли волшебных зеркал, в которых мужчины отражались настоящими гигантами. Без такого волшебства Землю наверняка еще покрывали бы джунгли и болота. Военные победы не состоялись бы. Мы все так же выцарапывали бы оленьи силуэты на бараньих костях и меняли бы кремень на овечьи шкуры или другую нехитрую утварь, привлекшую наши неразвитые умы. Супермен и «Перст судьбы»[9] не существовали бы. Царь и кайзер так никогда не надели бы корону – и не утратили бы ее. Зеркала необходимы для всякого героического или воинственного действа – как бы их ни использовали в цивилизованных обществах. Вот почему Наполеон и Муссолини так настаивали на женской неполноценности – без этого они лишились бы возвеличивания. Это частично объясняет, почему мужчины так нуждаются в женщинах. А также почему любое женское замечание лишает мужчин покоя: нельзя сказать, что книга скучна или картина беспомощна, не всколыхнув шквал боли и гнева – несоразмерный той реакции, которую вызвала бы сходная критика, но от мужчины. Если женщина начнет говорить правду, силуэт в зеркале скукожится и утратит жизненные силы. Как же ему раздавать суждения, воспитывать дикарей, творить закон, писать книги, наряжаться и выступать на приемах, если за завтраком и ужином он не будет видеть себя в увеличенном масштабе?
