Младший сын Христофор (вечный повод для хвастовства!) учится в Сорбонне. Совсем офранцузился. И неплохо учится. Специализируется на древнегреческой литературе. Вот как повернулось! Вот как гены дают себя знать! Шпарит на древнем языке, как на родном, а отец и новогреческого толком не знает! На днях позвонил из Парижа (Поликарп целый год ждал этого звонка. Каникулы! Мальчик должен приехать домой!): «Па, я задержусь недельки на две! Не скучай!» Что ж, дело молодое! Тем более Париж! Кому не захочется на недельку-другую задержаться? Да так оно и спокойней.
Кроме сыновей, имеются дочки. Целых три. Но тут разговор особый. С девочками всегда легче, чем с сыновьями.
— Анастас Гавриилович, сейчас будет сложная сцена. Соберитесь!
Очкарик-режиссер сегодня на взводе. Третья ночь вакханалии не прошла для него даром. Он уже не так бодро настроен, как вначале. Вчера с ним приключилась беда. Пошел до ветру, а так как туалет находился в другом конце кладбища, он обогнул пирамиду из бутафорских гробов и пристроился возле какой-то могилки, заросшей крапивой. И в тот же миг скрипнула дверца ограды, хрустнула ветка осины и раздалось из-под земли: «Чтоб тебе так жилось!»
Ему, конечно, никто не поверил, и только Гробовщик, ухмыльнувшись, подтвердил: «Бывает…»
— Вы прячетесь в склепе, — продолжал объяснять режиссер и, ткнув пальцем в сценарий, прочитал: — «Едва над кладбищем просветлело небо, черные кони, без возницы, притащили траурную карету с фиолетовым гробом…» Так. Вы сидите в склепе. По аллее скачут лошади. Как только они поравняются с вами, взмахните рукой, будто останавливаете такси. Они тут же замирают, а вы, не медля ни секунды, выходите и направляетесь к карете с гробом. Только побыстрее, не затягивайте сцену. По дороге вы все время повторяете одно и то же: «Вот и мальчик приехал! Будет теперь музыка!» Понятно?
— А что дальше? — прищурив глаз, поинтересовался Карпиди. Со сценарием его не ознакомили. Он делал, что говорил режиссер. Фраза про мальчика его кольнула. Стало немного не по себе.
— Дальше? Вам это важно? — Белобрысый очкарик начинал нервничать. — Хорошо. Я расскажу. Вы только подойдете к карете. Потом будем снимать новую сцену, потому что надо установить камеру на рельсах. Всю сцену у гроба она будет ездить вокруг вас. Вы сбросите крышку гроба. Камера возьмет руки мальчика с флейтой. Потом ваше хмурое лицо. Вы процедите сквозь зубы: «Я заказывал скрипача, а не флейтиста!» Запомнили? В тот же миг мальчик заиграет. Это будет бетховенский «Сурок». Камера возьмет только флейту и его бледные пальчики. А вас разберет смех. Смейтесь как можно дольше. Смеяться умеете? — засомневался режиссер.
