Гробовщик - Анатолий Евгеньевич Ковалев

Посвящается прекрасной

русской актрисе травести,

народной артистке России

Любови Ворожцовой

Жить остается все меньше и меньше. Час. Полчаса. Пять минут. Сопротивление бесполезно. Руки в наручниках. Ноги связаны армейским ремнем. Во рту — кляп. Тряпка отдает бензином. Старый, вонючий «жигуль» мчится неизвестно куда. Сквозь прорезь в старом брезенте виден мутный осколок окна. Там ночь. Наверно, последняя ночь, вспыхивающая время от времени огнями автострады.

Его уложили на заднее сиденье. Накрыли дырявым брезентом, «чтобы не задохся». «Не ищи легкой жизни, парень», — наставлял когда-то отец. «Не ищи легкой смерти, парень», — говорил он теперь сам себе. Здоровенный детина с подбитым глазом (это он вчера подбил ему глаз! А может, позавчера?) уселся ему прямо на ноги. Дерьмовый китайский кожан детины неприятно скрипит и безбожно воняет! Другой, маленький, щуплый на вид, с гнилыми зубами (как несет у него изо рта!), устроился в головах и положил свою пудовую руку ему на грудь. Удар у коротышки тяжелее, чем у детины. Рука нечиста. Какой-то селедочный запах. И одежда на нем давно не стирана. И тело, наверно, мхом поросло да древесными грибками!

Почему перед смертью так обостряется обоняние?

Ему недавно стукнуло тридцать пять. Отец, как всегда, устроил шумное застолье. Созвал чуть ли не всю общину. Пили за их здоровье, за процветание обеих фирм, то бишь кооперативов. Все были счастливы. Все шло прекрасно. Отец сказал, что еще два-три года — и в стране будет новый строй, и уж тогда они развернутся на полную катушку! «Как в Америке?» — спросил кто-то. «Как в Америке», — улыбнувшись, подтвердил отец. «Не говори «гоп», Епифан!» — раздалось откуда-то из-за спины. Отец нахмурился. А он тогда и не подумал обернуться. Этот голос не спутать с другими.

Его похитили, как в Америке. По всем правилам голливудской стряпни. Ему нравились эти фильмы. У него имелась целая обойма таких видеокассет, и он разряжал их одну за другой, когда выдавалось свободное время.

Его схватили средь бела дня, в центре города, когда он выходил от «Сэма». Вообще-то это кафе «Ландыш», но люди посвященные называют «У Сэма». Он шел с папкой под мышкой, насвистывая «Гуд-бай, Америка». Торопиться было некуда. До работы рукой подать. Чтобы отобедать «У Сэма», он никогда не пользовался юркой, искрометной «хондой». Ехать на такое расстояние, только зря распаляться. Всегда любил спортивные автомобили. Отец его не понимал. У отца была эта неповоротливая кишка «БМВ» да пенсионного возраста «Волга».