— Кто бы это мог быть в такую рань?! — с досадой в голосе воскликнул Владимир Евгеньевич. Его цепкий ум сразу выдал информацию — звонить могут только оттуда, разница в четыре часа.
— Мы не успеем на озеро к рассвету, — расстроился Сашка.
— Ну, что ты! — похлопал его по плечу отец. — Галопом мы через двадцать минут будем там.
Трубку взяла Наташа. Услышав женский голос, насторожилась.
— Кто его спрашивает?
— Кристина.
— Да, как вы… как вы… — Наталья Максимовна начала захлебываться от гнева.
— Сами должны понимать. Я бы не стала нарушать вашу идиллию, если бы речь не шла о жизни и смерти. — Эту фразу Кристина заготовила заранее и, произнеся ее ледяным тоном, добилась нужного впечатления.
— Чьей смерти? — прошептала Наташа, но в это время Владимир Евгеньевич вырвал у нее трубку.
— Алло! Кристина, ты? Что случилось?
— Извини, я не хотела тебя беспокоить… — начала оправдываться она.
— Да что случилось, в конце концов?
— Тебе лучше обо всем расскажет Гена. Передаю ему трубку.
— Володя! — прокричал Балуев, хотя слышимость была прекрасная. Нервы начали сдавать. — Надо срочно возвращаться. В Лондоне убит наш курьер, — сказал он потише и уже совсем тихо добавил: — Война началась…
3
После разговора с Балуевым Мишкольц сел на крыльце и бросил сыну:
— Распрягай лошадей. Ничего у нас не получится.
Шандор ответил на это как-то неразборчиво.
— Что это? — не понял Владимир Евгеньевич.
— Что-что, — вмешалась Наталья Максимовна, — твой сын выучился материться по-местному!
Итак, он сидел на крыльце своего «замка», наслаждался ласковым солнцем и вдыхал полной грудью аромат степных трав.
Сашка надулся и ушел в дом. Наташа приставала с расспросами. Мишкольц грелся на солнце и молчал. Он прикидывал, Что только утром следующего дня сможет улететь из Будапешта. А что, если он улетит вечером? Он не привык поступать вопреки своим желаниям, а уезжать отсюда не желал.
— Может, ты мне все же объяснишь, в чем дело? — уже кричала она. — Почему эта шлюха звонит сюда? Зачем ты дал ей наш телефон? У тебя уже взрослый сын! Он ведь все понимает!
Полминуты длилась пауза. Она ждала от него объяснений. Он взглянул на нее так, будто увидел впервые и не слишком обрадовался увиденному.
— Упакуй мне вещи, — приказал Мишкольц, — мы вернемся завтра на рассвете, и я сразу же уеду в Будапешт.
Через два часа они уже ели мясо, тушенное в вине, слушали скрипку и вели с сыном задушевный разговор в стенах старинной корчмы, которой, возможно, владели когда-то их предки.
