– Всё, что мне удалось до сих пор заполучить, – продолжает Бренда, бросая взгляд в окно, – это контракт на потные ноги. Ты наверняка видел меня по телевизору. Мою левую ногу.
– Ну конечно! – говорю я, чтобы доставить ей удовольствие.
– Так ты меня узнал?
– А то как же!
Она осушает стакан и улыбается краешком рта.
– Не ври: они вырезали всё, что выше колена. Я снимаю туфли, пшикаю дезодорантом, который уничтожает запахи, а не маскирует их, и Флек целует мне ногу.
– Флек?
– Мужик в костюме с галстуком, типа клерка, эдакая зануда. В жизни есть три типа мужчин: Флеки, Маки и Жеки.
Я киваю: мол, мне, как мужчине, это известно. Она уточняет:
– Флегматики, Маразматики и Женатики. Поэтому я одна.
Я отвожу глаза, чтобы скрыть радость. Не знаю почему, но от этой девушки исходит такая энергия, что рядом с ней ничего не страшно и всё кажется возможным.
– Сегодня, – продолжает она, – был кастинг по грязным волосам, которые за три секунды становятся роскошными благодаря сухому шампуню «Гидрекс». Как они, по-твоему?
Она срывает свою бейсболку, встряхивает слипшимися, тусклыми, безобразными прядями. Я говорю, что у нее очень вовремя сняли колесо с велосипеда. На секунду она столбенеет, глядя на меня в упор, а потом хлопает ладонью по моей руке.
– Нечасто мужчины говорят мне правду. Спасибо, Томас Дримм.
Я отвечаю «не за что», но и сам поражен собственной откровенностью. Матери, например, я никогда не говорю то, что думаю. В любом случае, искренность – она того стоит: первый раз в жизни девушка назвала меня мужчиной.
– А ведь я вымыла голову с одной стороны, – объясняет она, наклонившись совсем близко. – Справа – неделю назад своим шампунем, слева – «Гидрексом» сегодня утром, чтобы подготовиться к сравнительному тесту. Видишь разницу?
Я трогаю ее волосы, нюхаю их и говорю, что мне больше нравится естественный запах. Она резко выпрямляется и, мгновенно замкнувшись, отходит к окну. Может, я сказал что-то не то. С женщинами всё очень непросто, если не знаешь, как с ними обращаться.
Я брожу по комнате, размышляя, чем загладить свою невольную оплошность. И тут застываю на месте. У стены стоит незаконченная картина. Я узнаю ее, хотя вижу впервые. Невероятное ощущение дежавю. И это приводит меня в смятение намного больше, чем арест отца.
