Мы бывали с женой во многих странах, где Кречинский “справлял свадьбы”. Но для рассказа я выбрал Берлин.
Нас поселили в маленькой затруханной гостиничке “Адлон”. Возле Бранденбургских ворот.
Завтра премьера, а сегодня в театре пресс-конференция. Я в центре внимания. Вопросы, как короткие пулеметные очереди:
— Вы впервые в Берлине?
— Нет.
— Хорошо устроились?
— Нет.
— Вы привередливы?
— Да.
— По национальности вы…
— Да.
— Эта красивая женщина — ваша жена?
— Да.
— Она русская?
— Да.
— Вы летели самолетом?
— Да.
— Вас укачивает?
— Не знаю, я спал.
— А что вам снилось?
И тут я дал волю своей фантазии:
— Мне приснилось, что главная площадь Берлина — Александерплац — названа в мою честь!.
Что здесь началось! Смех, оживление, гортанные немецкие возгласы. Перед ними сидел живой человек, так не похожий на официальный протокольный манекен совдеповского производства.
— Господин Кольке…, — наперебой кричали вокруг.
Я почувствовал себя “на коне” и уверенным жестом навел тишину.
Аудитория вопросительно замерла.
— Мое имя — Александр. А фамилия Колкер. Кольке — это не я.
Мои лингвистические нравоучения были напрасны.
В гостинице я включил телевизор…
Самые большие страдания я испытывал за границей. Композитор! Стыдуха! Может быть, по-английски? А по-французски? Ну уж, наверное, по-итальянски! Ведь это международный язык музыкантов! Что? Тоже ни бум-бум? Фантастика!
С немецким у меня было значительно лучше. Я учил немецкий в школе и “сдавал знаки” в институте. По крайней мере, в немецких магазинах меня понимали:
— Битте! — начинал я неуверенно. — Гиб мир дамен кофточку в рот полосочку! Только погутее! Пошонистей!
…С экрана неслась какая-то немецкая скороговорка, перемежаемая смехом. Из стремительного словесного потока мое ухо выловило три слова: Кречинский, Кольке и Александер-плац.
А вечером была премьера.
Вход в Метрополь-театр расположен в просторном овальном дворе. Когда я увидел мужчин в черных фраках, а женщин в дорогих мехах, мне почудилось, что сейчас подлетит лакированный лимузин и из него выйдет Адольф Гитлер с Евой Браун.
Перед самым входом аккуратные немецкие девочки в традиционных гольфах и приветливых улыбках вручали каждой даме алую гвоздичку. Одну.
Когда “увожаемый публикум” заняла в зале свои места, казалось, что одновременно зажгли тысячу красных лампочек! Вундербар! По-русски это значит — удивительно! Или восхитительно! Или лепота!
Пронзительно и трагично звучал оркестровый финал. Я видел на глазах слезы. У артистов, у музыкантов, у зрителей. Триумф!
