Предложив ему кубок пьянящего вина из своих рук, князь ласково позвал Добрыню отправиться с ним в поход на болгар.
Земли серебряных болгар клубком лежали там, где Кама впадает в Волгу. Если бы их заняли русские, для Руси наряду с уже давно проторенными торговыми путями на Запад, открылась бы и дорога на Восток. Напали они на болгар, перейдя через хазарскую землю по берегам Волги. Пустившись на рискованное дело далеко от своих земель, Владимир был осторожен и не обольщался начальными успехами.
Добрыня, амбиции которого были вполне удовлетворены, после того как он получил права княжения в Новгороде, войной насытился очень скоро. Рассматривая пленных, он заметил нечто такое, что заставило его задуматься. Их прекрасная кожаная обувь, а не лапти из березовой коры, свидетельствовала о том, что это воины, привыкшие властвовать и собирать дань, а вовсе не платить ее.
Он поглаживал свою темно-русую бороду, еще не тронутую сединой, и говорил медленно, взвешенно, с паузами:
– Даже если мы с ними справимся, трудно будет держать такой народ в покорности. Только беду навлечем на свою голову…
Князь был недоволен. «Если бы вместо Добрыни войско возглавлял Волчий Хвост, «народу серебра» надеяться было бы не на что, будь их ноги обуты даже в серебро, – думал он. А так он оказался на чужой стороне, вдалеке от своих укреплений, с вечно осторожничающим дядей, который уже потихоньку начал стареть. С тяжелым сердцем согласился он с мнением, что потери могут оказаться для него слишком большими, а победа кратковременной, и пошел на мир.
– Пусть меж нами царит мир до тех пор, пока камень не начнет плавать, а солома тонуть. – Таким было его слово.
В Киев он вернулся ни победителем, ни побежденным. Принес Перуну благодарственные жертвы, чтобы представить своему народу соглашение с болгарами как большой успех.
Он подошел к жертвеннику, там его уже ждали волхвы в темных одеждах, пылал огонь, ревел скот. Собравшиеся люди, княжеское семейство, бояре, старая дружина, городские старцы и избранные мужья ждали совершения князем жертвоприношения. Он снял с пояса меч и положил его на землю, за ним и вся дружина. Пока подводили животных, князь с руками и взором, воздетыми к идолу, произносил молитву, и все повторяли за ним заключительную фразу:
– Славим вас и молимся вам, о боги!
Но что-то холодило его, снова прикасалась к нему какая-то тень, что-то тупо обжигало, словно ему под ребрами проводили сделанным изо льда ножом с затупленным верхом.
