Но дни так сузились от воткнутых в них шприцев и пакетиков с ядовитыми жуткостями, которые просачиваются в каждую клеточку тела, чтоб исправить кривь и кось, отклонения, отступления, от веры, от азимута, от луча света, на котором висит сейчас моя жизнь.
Господи мой Боже, как хорошо, что ты есть. И всё, что ты сейчас услышал, ты поймешь, и простишь, и сотрешь своей любовью в объятиях отцовских рук, которые обнимали меня с такой силой в последний раз – когда-то. В детстве. В детстве, о котором я всю жизнь вспоминала, но которое теперь пришло на помощь – фотографиями совсем молодых родителей, какими я их никогда не знала. А ведь они тогда были лет на 10 моложе меня. Бабочками шоколадницами, примостившимися на старой двери родительской квартиры, как две души, соединившиеся, чтобы принять меня в этот мир. Они до сих пор здесь, как гаранты моего пребывания в этой реальности. Такой, говорят мудрецы, иллюзорной, но такой убедительной, что ум верит в одно, а тело – в другое.
Значит, спор должно решить сердце.
Только оно и скрытый в нем бездонный дар любви”.
Близится июнь. Зацветает шиповник и жасмин. Комната в хосписе выходит в сад.
– У меня тут так хорошо, просто рай, – она говорила маме.
Ночью почувствовала – кто-то вошел к ней в палату.
Ира:
– Кто здесь? Кто?
Видит – старушечьи очертания…
– Это Зина, – ей отвечают отрешенно.
– Смерть, что ли, моя пришла? – подумала Ирка.
Тут забегает сестра:
– Зинаида Ивановна, пойдемте, пойдемте!
Какая-то старушка ночами гуляла по коридорам. И заглянула к Ире…
Двадцать третьего мая позвонил Олег:
– Ире врачи дают несколько часов.
Я – к ней. Она лежала в забытьи и протяжно дышала, с кислородной трубочкой, руки теплые на одеяле, в руках прозрачные бусины четок, на среднем пальце то самое кольцо, которое когда-то в давние счастливые времена ей подарил Марк, она никогда с ним не расставалась, вокруг много цветов, играет тихая музыка.
И все ее друзья шли и шли к ней, сменяя друг друга – прощаться.
Иногда она просыпалась, что-то говорила шепотом и, медленно поднеся руку к губам, послала мне воздушный поцелуй.
Вдруг прибежал Седов. Вошел и говорит:
– Ой, полна комната ангелов!
Ира пробыла здесь еще неделю.
Двадцать девятого я написала Олегу:
“Что моя Ириша? Она здесь?”
“Да, – он ответил вечером. – Только от нее”.
Он вернулся домой около одиннадцати, а сын, Ванечка, не спит. Олег взял Пушкина “Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях”, первое, что легло под руку, стал читать, дочитал, как царевна откусила яблоко (“…
