Ее слова прозвучали убедительно — пожалуй, даже слишком. Анвин, до того глядевшая на женщину исподлобья, напрягшаяся, словно готовый к броску волчонок, внезапно опустила клинок. Похоже, девушка несколько призадумалась.
И все-таки, слишком все получалось соблазнительно и просто. Слишком хотелось поверить, что мама вернулась, обогреет и защитит, спасет от врага, как в детстве, и сделает бессильными ночные страхи. Того и гляди расслабишься, потеряешь бдительность — и сам вскоре примкнешь к полчищу мертвецов.
— Простите, сударыня, мои подозрения, — Гарет вздохнул. — Однако моя мать действительно умерла очень давно, и назваться ее именем — беспроигрышный ход, которым охотно бы воспользовался любой оборотень или колдун, вознамерившийся обмануть меня и ввести в заблуждение. Предоставьте, пожалуйста, доказательства своих слов — хоть какие-то, хотя бы немного. Откройте, для начала, свое лицо. Уже этого окажется достаточно, я полагаю. Мне крайне неприятно разговаривать с маской.
Она едва слышно вздохнула.
— Ты уверен, что хочешь этого?
— Могу заверить, более чем.
Откуда снизу, почудилось Гарету, донеслось пение флейты, нарушившее, пронзившее тишины. Анвин ойкнула, схватилась за голову, будто в приступе внезапной режущей боли — однако странная собеседница Гарета быстро щелкнула пальцами, и прежняя густая тишина вновь накрыла коридор плотным плащом.
Женщина, называющая себя Эленой Крейтон, медленно подняла руку, откинула назад капюшон, а затем, одним решительным движением — сбросила с лица вуаль. Анвин вскрикнула, Гарет собрал всю волю в кулак, чтобы не отшатнуться, не дать испугу проступить на лице.
У стоявшей перед ним женщины вовсе не было лица — его полностью заменял, окаймленный волной темных волос, густой серый туман. Колеблющийся и текучий, он пребывал в вечном движении, выбрасывал вперед рваные клочья. Иногда, на долю мгновения, туман застывал в странном подобии обычного человеческого обличья, обращался серой глиняной маской, нехотя обрисовывая очертания носа, подбородка и рта. Следовал всего один удар сердца, и памятные из детства черты приходили в движение, рассыпались и опять смазывались.
Голос, пятнадцать лет назад читавший юному Гарету сказки, донесся из пустоты:
— Теперь ты мне веришь? Я не могу показать тебе свое лицо. У меня его попросту не осталось. Регед сейчас проваливается в небытие, становится частью страны теней… но лишь самого поверхностного, ближнего ее слоя. Мне давно полагалось его покинуть, я прикладываю огромные усилия, чтобы находиться рядом с тобой. Говорить с тобой, пока ты осыпаешь меня насмешками и оскорбляешь своей подозрительностью.
