В первый день прошли около сотни километров и остановились на ночлег в неглубоком распадке, густо поросшем ельником. Заглушив моторы, занялись обустройством лагеря.
Пока егерь устанавливал палатку, Огнев нарубил сухостоя, развел жаркий костер и повесил на треножник набитый снегом котелок. Через час, усевшись на спальные мешки и обмениваясь впечатлениями, они с аппетитом уплетали гречневую кашу с тушенкой, запивая ее теплым чаем из термоса и хрустя галетами.
Затем, вымыв котелок и перекурив на воздухе, прихватив спальники, забрались в палатку.
— Вроде ничего, — застегнув молнию до подбородка, сказал, поудобнее устраиваясь, Огнев.
— Я под нее уложил два слоя хвойных лап, — зевнул сбоку Лебедев, — так что спать можно.
На следующее утро, встав, едва забрезжил рассвет, путники наскоро позавтракали салом с хлебом, прогрели моторы и, сверившись с картой, покатили дальше.
По мере продвижения ландшафт ощутимо менялся: заснеженная холмистая равнина с причудливыми очертаниями замерзших озер, поросшая лесами, постепенно сглаживалась и переходила в бескрайнее, сливавшееся с небом пространство.
Вдали иногда что-то мелькало, то ли оленьи стада, то ли полосы тумана, и над всем этим лежала вселенская тишина, нарушаемая только ревом двигателей.
Ближе к полудню, миновав каменистую гряду, устроили бивак на плоскогорье. На этот раз, вскипятив на походном примусе чай, закусили вяленым мясом с сухарями. Потом, дозаправив машины и оставив у погасшего костра пустую пластиковую канистру, тронулись в путь. Оставляя позади санный след, заметаемый поземкой.
На третий день к вечеру подъехали к обозначенному на карте селению саамов, расположенному у устья впадающей в озеро реки.
У самого берега, впаянные в лед, виднелись несколько старых лодок, а чуть дальше, в редколесье, стоял десяток невзрачных изб и установленных на столбах, заветренных амбаров.
Селение казалось покинутым, и только над крышей одного жилища из трубы поднималась сизая струйка дыма.
Подрулив к нему и заглушив двигатели, Огнев с Лебедевым, сойдя с машин, осмотрелись (кругом было все так же пусто), затем открыли скрипучую дверь и переступили порог.
В разгороженном на две части помещении, с низким закопченным потолком, у ярко пылающей железной печки сидела на вытертой шкуре старуха, задумчиво глядя на огонь.
— Добрый вечер, бабушка! — обратился к ней Виктор. — Нельзя ли у тебя переночевать?
— Отчего же нельзя, ночуйте, — скрипуче ответила старуха и, подложив в топку полено, с натугой распрямилась. — Далеко кочуете? — повернула в их сторону морщинистое лицо, обрамленное седыми космами.
