— Как вас прикажете величать? — осторожно тронул пальцем сияющий металл настоятель.
— Юрий.
— Ну что же, — сказал после длительного раздумья игумен, — оставайтесь. А ваш дар, Юрий, пойдет на ремонт храма.
Чуть позже, в сопровождении настоятеля, Огнев вышел наружу.
Из-за древних стен доносился тихий шорох прибоя, над бескрайней пустотой моря в небе парила чайка.
Прошел год. Лето сменила зима, а зиму лето.
Все это время Огнев, принятый в обитель послушником, упорно и смиренно выполнял все, что требовал от него наставник.
Жизнь в монастыре текла спокойно и размеренно, к чему располагала удаленность от цивилизации и раскинувшаяся до горизонта водная пустыня. Древняя обитель, над которой пронеслись века, грустный звон колоколов ее звонницы и вселенская тишина говорили о бренности мирского бытия и превосходстве над ним духовности.
Вставали рано, в шесть утра, и после утренней молитвы послушник работал в мастерских и на подворье. Затем следовала скромная трапеза, и опять работа, а вечер посвящался изучению Священного Писания с наставником.
Монах-схимник отец Петр (так того звали) просто и неназойливо учил всему тому, что знал сам, и Огнев ощущал в себе что-то новое.
Нет, то была еще не вера, она грезилась где-то впереди, но уже и не слепое ее отрицание. Душа Юрия с трудом освобождалась от всего того злого и несправедливого, что было в его жизни, приходя к осознанию прощения и доброты, изложенных в Священном Писании.
Поздно вечером, когда жизнь в обители замирала, ворочаясь в своей келье на жестком топчане, он часто вспоминал прошлое, которое не отпускало.
В тревожных снах снова виделся Афганистан, стрекочущие в небе «вертушки» и дымы над разбитыми кишлаками; его погибшие однополчане и те, что лежали в самолете в тундре, а еще мертвые Виталька с Виктором. Война не отпускала.
Как-то вечером, на молитве, Огнев спросил у наставника: почему так? Это мой грех?
— Да, брат, — был тихий ответ. — Не терзайся так, все люди грешны. Главное, что ты пришел за советом к Господу.
Погожими днями, в короткие минуты отдыха, Юрий часто уходил к морю, садился на прогретые солнцем замшелые валуны и подолгу смотрел вдаль.
Она навевала думы о несовершенстве мира, притягивала и лечила.
Иногда размеренная жизнь обители нарушалась приездом туристов, а то и высоких государственных мужей, которых почему-то стало тянуть к Богу.
Первые посещали местные достопримечательности, любовались красотами природы островов и с интересом наблюдали жизнь монахов.
