— Туткус? А кто такой Туткус?
— До войны в полиции служил. И как доброволец тушил в Мишкине пожары, от президента Сметоны похвальную грамоту получил.
Элишева поправила сползший на глаза платок и о чем-то задумалась. Видно, ее интересовали не похвальные грамоты за тушение пожаров, а совсем другие подробности совместной службы Юозаса с этим Туткусом.
— Скажи, а ты туда меня отвести можешь?
— Куда?
— В синагогу. Надеюсь, ты мне не откажешь. Ведь когда-то ты мне в любви объяснялся, даже обещал жениться и принять еврейство.
— Зачем тебе синагога?
— Чтобы помолиться. За отца и сестру. И за себя.
— Но ты же никогда в Бога не верила.
— Когда верить больше не в кого, волей-неволей поверишь в кого угодно.
— Синагога заперта. На дверях амбарный замок, а ключи в штабе у Тарайлы.
Просьба Элишевы ошеломила Томкуса. Он никак не мог взять в толк, зачем она, рискуя собой, вообще пустилась среди ночи из Юодгиряя в Мишкине и пришла сюда на Рыбацкую улицу. Неужели только затем, чтобы помолиться за отца и сестру в местечковой синагоге? Господь Бог выслушивает молитвы везде и всюду, даже — да не покарает Он его за кощунство — в отхожей, когда вдруг обручем кишки скрутит.
Невозмутимость, с которой Элишева выражала свои странные прихоти, поражала его и настораживала, но он старался не выдавать себя. Он ждал от нее не просьб, не воспоминаний, а проклятий, обвинений, слез, чего угодно, но только не этого — отведи, видишь ли, ее в синагогу, где с Господом Богом общаются только мыши.
— По-моему, тебе на людях лучше не показываться, — сказал Юозас.
— А мы все обставим так, что люди никакого внимания не обратят на нас. Кого в наше время удивишь такой картиной: под конвоем гонят куда-то еще одну пойманную еврейку. Упрешь мне дуло винтовки в спину — и вперед! Только не говори, что мое место в сумасшедшем доме. Просто не хочется быть счастливым исключением, отсиживаться на хуторе, вдоволь есть и спать. И проклинать себя за то, что я сбивала масло или доила в хлеву корову в то время, когда из дому угоняли моего отца и сестру. Ты меня слушаешь?
— Слушаю, слушаю. Ты не хочешь быть счастливым исключением.
— Так вот. Выведешь меня на улицу и погонишь, как их, в Зеленую рощу. Я хочу пройти от начала и до конца весь путь, который прошли они.
— Ты совсем сдурела! Зачем тебе этот маскарад?!
— Зря волнуешься! Я же не требую от тебя, чтобы ты меня расстреливал.
— А я никого не расстреливал… Никого! — задохнулся он от ярости. — Я стоял в охранении. — И повторил по слогам: — В о-хра-не-нии!
