Эмпатия, если попросту, – сопереживание, сочувствие. Шире – способность одного человека воспринимать, чувствовать эмоции другого человека, разделять его переживания как собственные.
У Анны Аркадьевны когда-то был воздыхатель – Чертовский Умница, который утверждал, что в русской нации, исходя из истории с ее бесконечными войнами – кровавой, жестокой истории, вековой, вплоть до Второй Отечественной, по Дарвину, по естественному отбору, должен был сформироваться защитный механизм – охраняю, защищаю свое гнездо, за моим забором хоть трава не расти. Вместо этого – ненаучно – у русских, особенно у женских особей, развилась эмпатия.
Чертовский Умница был праздником общения, пусть и называл женщин особями. Если бы ему не захотелось большего, чем просто разговоры! Увы. Анна Аркадьевна повесила ключ от своего сердца на шею совсем другому человеку и была привязана к ним – то ли к медальке, то ли к человеку – роковой чугунной цепью.
Художественная мастерская Павла Васильевича находилась в сарае. Свет – только из небольшого двухстворчатого окна в торце прямоугольного сарая. Хорошее освещение в мастерской художника – необходимое условие. Поэтому бедные живописцы лезут в застекленные мансарды, а богатенькие творят в аквариумах с панорамными стенами. Павел Васильевич творил в полумраке с единственной лампой-прожектором на высокой ножке.
Две стены сарая-мастерской были увешаны полотнами с котами. Холст, масло. Никаких человеческих глаз. Просто коты. Стиль… то ли примитивизм, то ли лубок. Но мазок щедрый, смелый. Кошки похожи на гипсовые статуэтки времен раннего-раннего Анна Аркадьевны детства. Кошки-копилки. В фильме «Операция “Ы”…» про таких Никулин говорит Вицину: «Тренируйся на кошках!»
Кошары сидели как сфинксы, обогнувшись хвостом, лежали клубочком, якобы спали, выгибались-потягивались за секунду до «вскочив», замирали в охотнической стойке – пузом впечатавшись в пол, лапы у морды замерли, уши локаторами, хвост изныл от напряжения. Все беспородные, помоечные, никаких модных британцев, персов, абиссинцев, мейн-кунов и прочих лысых эльфов.
Анна Андреевна, обозрев, искренне расхохоталась.
– Какая прелесть! Просто прелесть, – повторила Анна Аркадьевна. – Павел Васильевич, если я вас спрошу, почему вы рисуете котов, они ведь не способны позировать, и эти картины не с фото, как давно принято, а только из картинок вашего воображения? Нет, не спрошу, потому что знаю ответ. Юру, этого мальчика, вашего сослуживца, очень бесит, что я знаю ответы на многие вопросы. Но нас с вами уже давно многое не бесит. ВЫ ПИШИТЕ КОТОВ, ПОТОМУ ЧТО ТЯНЕТ ПИСАТЬ КОТОВ. Точка. Я не права?
