Шацкий хотел сказать что-то в ответ. Но надзиратель не слушал — злобно зыркнул на прощание и ушел, оставив новых сокамерников наедине.
Ключ еще поворачивался снаружи, закрывая замок, а Йозеф уже дергал Кошевого за рукав:
— Нет, вы слышали? Уважаемый, вы видели где-то еще такого пещерного невежду, как этот пан из полиции? Хотел бы я знать фамилию того кабана, который надоумил его: дескать, зубы можно вылечить раз и навсегда! Такого не может позволить себе даже пан светлейший император! Уже не вспоминаю про Папу Римского, хоть наша семья и посещает синагогу, а не костел. Когда уж на то пошло — раввины тоже мучаются зубами и время от времени лечат их. Никто еще не смог вылечить все свои зубы раз и навсегда! Их у всякого человека тридцать два. Не удивительно, что, когда закрыли дыру в одном, через какое-то время может заболеть другой, совсем в противоположном углу. Поэтому я и стал зубным лекарем, а не хирургом.
Вот тебе и опытный уголовник…
— Поэтому — что? — переспросил Клим, чтобы поддержать разговор, ведь Шацкий сейчас обращался к нему и, наверное, ждал чего-то в ответ.
— Зубы, шановний, зубы! Если я удалю больному воспаленную слепую кишку, у него больше не будет аппендикса. Он поправится и никогда уже с этой болезнью ко мне не придет. Зубов же у человека тридцать два. Много работы. Кстати, хотите, открою секрет?
— Какой?
— Не страшный. Вам станет ясно, почему этот Франик Заремба ко мне секется. Из-за сестры.
— Я слышал. Он считает, что вы махлюете. Не до конца лечите ее зубы, чтобы был повод прийти еще.
Шацкий шагнул назад, теперь уже измерял Кошевого внимательным взглядом, сложил губы дудочкой, поцокал, качая при этом головой, потом молвил:
— Как вы сказали? Махлюете? Интересно, тут не часто так говорят. Вы же не местный, так? Вы приехали во Львов, чтобы вас тут арестовали и бросили за решетку в промозглый каземат. Да еще и на пару с Шацким. Так?
— Не совсем, — Клим не сдержал улыбки. — Я вообще не собирался попадать ни в полицию, ни тем более — в тюрьму. Между прочим, тут не так уж и сыро. Я видел настоящие казематы, можете поверить.
— Австрийские тюрьмы, говорят, не худшие, — легко согласился Йозеф. — Хотя… Когда речь идет о местах, где людей держат в неволе, не знаю, будет ли корректным говорить об качество пребывания за решеткой. Во Франции, во времена Луи Тринадцатого, кажется, да и не только этого Луи, дворяне могли сами за себя платить, когда оказывались в Бастилии. Были бы деньги — камера найдется.
