— Ты же смотри, Харитя, не обкорми малышей, — строго предупреждал Павел, — чуток, понемножку… А то ведь, знаешь, можно и беду накликать…
Воспрянула, весело залепетала детвора. Куда девались их вялость, сонливость, безразличие.
Усатый на костылях как-то посоветовал Харите:
— Не проворонь удобного случая… Упади начальнику госпиталя в ноги — выпроси отца для детей, а себе мужа.
И Харитя, тощая, тоненькая, как сухой стебель подсолнечника, вытирая кулачками глаза, полные слез, разыскала самое высокое начальство.
— Смилуйтесь над нами, — держала малого на руках, а три девчушки рядом с ней стояли. — Отпустите Павла Крихту.
— Голубушка, видишь сама, кормим ею из ложечки… А ты — отпустите. Тебе что, мало мороки с четырьмя ртами?
— Вы не смотрите, что я такая изнуренная… Это горе истощило, как засуха колосок. Без мужа. А с ним и беда не беда. Я его буду, как ребенка, выхаживать. Прошу — отпустите!
— Я повторяю еще раз: не имею права этого делать! Понимаешь, не имею права. Надо проконсультироваться. Такого еще в моей практике не случалось… Наведайся, голубушка, через месяц.
Почти каждый день Харитя подолгу простаивала с детьми под окнами госпиталя.
Однажды усатый живо припрыгал к ней на костылях и заговорщицки сообщил:
— Завертелось… Твоего мужа, милая, изучают под микроскопом: комиссия-перекомиссия…
Весь госпиталь провожал Крихту. Даже те, кому категорически было запрещено подниматься с коек, прилипли к стеклам окон, наблюдая за трогательной картиной: дети вели отца домой…
Забегала, засуетилась Харитя в низенькой полутемной землянке, не знала, куда посадить мужа, каким словом его обласкать.
— Знаешь, чем я тебя порадую, Павлуша?.. Я тебя… искупаю, как бывало!
Жена взяла ухват, вытащила из печки два больших казана с кипятком. Выкатила из угла крутобокий, дубовой клепки, шаплык:[3] в нем с незапамятных времен «выкупывалась» династия Крихты.
Положила на дно сухого разнотравья: ромашку, чебрец, чистотел. Вооружившись большой тряпкой, подхватила один чугун и вылила горячую воду в деревянную посудину, затем второй, третий.
Клубы ароматного пара заполнили тесное жилище, обволокли Павла. Только сияла его счастливая улыбка, с которой он следил за Харитей.
— Мама, мы тебе будем помогать. Ладно? — ластились к ней девчушки.
— Спасибо, но я справлюсь без помощников. Кыш на улицу!
Дети обиженно вышли во двор, а Харитя закрыла дверь на крючок и подошла к мужу:
— Я тебе помогу, Павлик.
— Харитя, я стыжусь…
