— У нашего Емелечки — небольшая семеечка, — каждый раз подшучивал Григорий, когда Жгуры и Крихты садились обедать за общий стол.
Пятеро детей, четверо взрослых уплетали пшенную кашу с молоком, а на закуску — испеченный в чугуне белый сладкий бурак, порезанный тонкими ломтиками. Харитя выздоравливала очень медленно. Почти ничего не ела, хлебнет ложку молока или клюнет кусочек сладостей — и сыта. Все хлопотала вокруг своего Павла. Кормила его с ложки, потому что руки, которые только-только стали заживать, он разбередил, когда вырывался из ледовой могилы. Одевала его, старательно застегивала пуговицы на рубашке, расчесывала жиденькие волосы — снаряжала его на работу. «Не дали после госпиталя и передохнуть», — сетовала она.
Лида с завистью наблюдала, как чутко и нежно относились Харитя и Павел друг к другу. Между ними было что-то такое, что просто не назовешь словами. Ни нарочитости или мнимой наигранности. Эти искренность и доверительность близких друг другу людей, с чего они начинаются?
«Если бы не встретил я свою Харитю, совсем пустой была бы моя жизнь», — сказал однажды Павел Свиридович.
И Лида начала внимательно присматриваться к тому, как живут Крихты, надеясь найти ответ на мучившие ее вопросы.
Харитя, как всегда, провожала Павла на работу аж за ворота.
Григорий последним поднялся из-за стола, подошел к Лиде, вытер о ее фартук свои сальные губы, а затем принялся вытряхивать из бороды крупинки пшенной каши.
— Я тебе на колени чистое полотенце положила, а ты, как теленок, тыкаешься в грязный подол, — пожала плечами Лида. — Хотя бы детей постыдился…
— Перестань интеллигентничать. Цаца какая. Подумаешь! Не очень-то важничай… Лучше идем поможешь ловить гусей-обжор. Отвезу их в город. Хоть за бесценок, но продам.
— Иди, я приду попозже, — сказала она, лишь бы отвязался.
Лида наскоро обулась, накинула на плечи телогрейку, платок на голову и напрямик огородами побежала в сельсовет: довольно молчать!.. Сегодня она все-все расскажет о своем муже-саморубе… До каких пор будет мучиться с ним, до каких пор будет страдать из-за вечной двойственности? Перешагнула сельсоветский порог и удивила Крихту не на шутку:
— Лида, на пожар, что ли?
— Павел Свиридович, извините, дома вы свой, домашний, потому я и не осмеливалась… А здесь вы при власти, как полагается…
— Не волнуйся. Успокойся. Садись вот сюда на скамью, моя дорогая спасительница, и выкладывай, что у тебя стряслось…
