Теперь все вокруг померкло. Ничто не радовало его.
Жгура был до глубины души оскорблен и унижен: получай благодарность наизнанку за свою мужскую порядочность, за то, что любил, лелеял, не чаял души в жене, был ее рабом…
Обида жгла сердце… «Левку я изменила…» Видите ли, не ему, законному мужу, а тому, из юности… Оказывается, он, Григорий, был все эти годы для Лиды пустым местом.
Загромыхал дверью, решительно шагнул в дом. Заметался по комнатам, не зная и сам, что ищет. Не спросив разрешения у жены, которая уже вторую неделю прикована болезнью к постели, торопливо одел ребенка и тихо выскользнул из хаты.
— Поживешь, Оля, пока у бабушки Марьяны.
Две немые тени слонялись по комнатам. В доме стало пусто, холодно и голодно, как в необитаемом жилище. Никто не намеревался первым заговорить о том, как жить дальше.
Григорий упорствовал, считая себя оскорбленным.
Лида же была ко всему безразличной. Смертельную пустоту не переступить, не обойти стороной, даже мыслью не перелететь.
Ну что ж, не хватило у нее терпения дождаться любимого, так получилось, что хитрый Григорий Жгура завлек, обманул ее, молодую-зеленую, задобрил лестью, затуманил разум золотыми обещаниями, сумел убедить, что Левко погиб и не вернется домой…
Нет, нет, Лида и не искала себе оправдания, не сваливала всей вины на Григория. Виновата сама, и вины этой не искупить ничем до конца жизни. Теперь Григорий пусть что хочет, то и делает с ней. Однако и его ждало наказание за то, что сбил ее, неопытную, с ума-разума. Думал, что ребенком привяжет к себе, что свыкнется-слюбится… Но не приросли друг к другу, чужими остались навсегда.
До резкой боли в сердце хотелось, чтобы Жгура уничтожил, растоптал ее…
А потом ею вдруг овладевал совсем иной ход мыслей. «Ты же, Лида, сама растоптала клятву, данную Левку, а сейчас жаждешь казни от Григория, отца своего ребенка? Или хочешь осиротить его? Оля в равной степени дорога тебе и Григорию. Опомнись!
А как же Левко? Он выжил в освенцимском пекле и вернулся, закаленный горем, битый, ломаный, сеченый. Потому все стерпит, переборет и твою измену. Не такие беды пересилил. Вот поэтому надо сохранить свое семейное гнездо. Сберечь Оле отца, не осиротить ее… Не ты первая, не ты и последняя оказалась в такой ситуации. Будь же мудрой, слушай не только свое сердце, но и разум».
Лида сердито сбросила с себя рядно, рванулась подняться, но тяжелая коса, прижатая локтем, дернула голову назад. Упала на подушку и застыла с широко раскрытыми глазами. Кто это нашептывает ей отступнические слова, пытается увести ее от Левка, с которым она давным-давно срослась душой, и толкает-подталкивает к мерзкому Гришке: у него ведь вместо сердца — льдина, вместо души — рубль.
