Вражда Макарьева монастыря и Лыскова возросла на той нелепости российской жизни, что люди, умевшие работать, копить и оборачивать деньгу, были рабами боярина Морозова, а льготы, необходимые для этих дел, достались монастырским старцам. Чем больше богател крестьянин-лысковец, чем глубже входил в свободную торговлю и ремесла (в Лыскове ткали знаменитые полотна), тем невыносимее казалось ему крепостное состояние.
Архимандрит Пахомий действовал решительно. Возле села была основана пустынь — Исады. Она должна была нести зарвавшимся крестьянам усмиряющее слово.
Вышло иначе.
Оторванные от обители, иноки сами подпали под влияние мирян. Им стали близки хозяйственные заботы прихожан, чьи приношения текли в особную, а поговаривали еще — и тайную казну Исад; они испытывали просто человеческое уважение к людям, жившим и богатевшим своим трудом, а не дармовой работой «монастырских детенышей».
Архимандрит Пахомий без толку писал в Москву о скоморохах, совращавших иноков в Исадах.
Исады приютили беглого Максима, назвавшегося Осиповым — по отцу.
Он жил теперь ночными бдениями и вечерними беседами о тайнах — земных, божественных и книжных.
Тайны божественные — что станет с нами после смерти, и в юном или дряхлом виде восстанем мы из мертвых — мало тревожили Максима. Тайны земной любви не обсуждались. Зато монахи и гости их — лысковский поп Иван, ветлужский — Григорий Яковлев — охотно толковали о справедливости, праведном и неправедном богатстве, добре, свободе и отнятии земли у пахарей. В хранилищах обители лежали книги столетней давности, в которых говорилось о главном — как надо по-христиански управлять страной.
Свечи ярого воска чисто горели в тесноватой трапезной, после вечерней службы лица иноков казались строгими и вдохновенными. Ветлужский поп Григорий Яковлев уводил беседу на опасную дорожку:
— Матвей Башкин, сожженный при Иване Грозном, освободил холопов, полагая, что христианин не вправе порабощать людей.
— Порабощению положил начало сам государь Иван Васильевич, введя заповедные годы — без перехода от помещика к другому…
— То Годунова наущением малоумный Федор прикрепил крестьян.
Максиму открывалась глубина времен, где зрело нынешнее зло. После татар русские люди много думали и спорили, как жить. Иных тянуло к новгородским вольностям, иные полагали, что только крепкая рука Москвы способна защитить страну. Решила сила: при государе Иване Грозном последних супротивников прижали к ногтю.
