Младший дедов сын Кешка один только и остался в родительской избе, с отцом-матерью. Давно вышла замуж и уехала в райцентр, в Красный Чикой, сестра. Переженились двое братьев и жили отдельно, своими семьями, здесь же, в деревне. А Кешка всё никак не мог выбрать себе невесту. Парень хоть куда: высокий, плечистый, весь налитой упругой силой, синеглазый, с густой и дикой, не каждая расческа продерётся, копной светлых кудрей на голове и нравом добрый, покладистый — он уже который год после армейской службы холостяжил, оставался без пары, и от этого — от избытка воли, беззаботности, а порой и понятной тоски — частенько, по любому удобному поводу и без него, прикладывался к вину, за что выслушивал дома одни и те же упрёки: «Да хоть бы уж поскорей обженился. Сколь же будешь болтаться шаляй-валяем? Молодуха бы тебя хоть маленько к рукам прибрала. А так-то — совсем избалуешься с этим вином, гром его побей». Но Кешка и не женился, и вино не собирался презреть — жил, как жилось. Еще до армии он выучился на электромонтера, служил в войсках связи, но в деревне, на отдалённом участке таёжного госпромхоза, дела ему по специальности не было, и он работал мотористом пилорамы. Себя Кешка особенно не утруждал. Пилораму запускал через два дня на третий, а то и реже, так что времени для рыбалки, охоты и прочих потех оставалось ему с избытком.
Запивая обед чаем, Кешка неторопливо ответил отцу:
— Ты попробуй излови его сейчас, тайменя-то. Ни на чё, язва, не берет. Грамотный какой.
— На то он и тальмень. Хитер зверь, нечего сказать. Обмануть его не так-то просто. По светлой воде — тем более… А ночью-то ещё не пробовали? Ночью надо, — подсказал дед. — На «мыша». Да пода'ле от деревни — на низу', на больших плёсах. Там раньше у-у какие дурилы стояли. Едешь на коне по косогору, и сверху видно: стоят в плёсе за камнями, чернеют, будто поленья. Теперь не знаю, давным-давно там не был. Сплавать бы да поглядеть.
— Присоветовал тоже, — ершисто возразил Кешка. — Сплавиться туда — раз плюнуть, большого ума не надо. А как обратно? Воды-то в Мензе — одни слезы, в любом месте можно перебрести.
Мелководье и не давало нам с Кешкой ходу, удерживало в деревне все эти дни. Сплыть по реке на испытанной Кешкиной моторке к тем плесам, которые помянул дед, километров за тридцать, а то и подальше, куда редко забираются местные рыбаки, не так уж трудно — течение унесет, знай только лодкой правь. Но как потом подниматься против течения, через оголенные пороги, перекаты, длинные шиверы? Быстро кончишь мотор, и лодку придется до самой деревни по-бурлацки, волоком тянуть и толкать шестом — занятие изнурительное и бесконечно долгое.
