Охота на тайменя - Евгний Евстафьевич Куренной

Долгих полтора месяца в долине Мензы' не было дождей. С прихода майского тепла и почти до конца июня ни капли влаги не упало на луга, хребты, в истоки ручьёв и речек, на песчаные и каменистые косы, которые в знойный полдень так раскалялись под нещадным солнцем, — что босиком на них невозможно было ступить. Менза' настолько обмелела, что обнажила дно от берега до берега — хоть камни считай. Открылись даже ямки под кручами, кустами, на лихих поворотах реки. За первые три дня своего отпуска я не мог поймать на спиннинг ни единого леночка, не брал и хариус на удочку в светлой, как слеза, и тёплой воде. Рыба после нереста плескалась, жировала теперь в быстрых притоках Мензы, что бегут по тайге с вершин, с гольцов и прохладны, свежи в любую жару. Только владыки реки — таймени (им тесно в малых притоках: нет раздолья) скрытно и опасливо отстаивались по глубоким притенённым улова'м — под скалами, коряжинами, среди горбатых валунов-утопленников. Повыше деревни, куда я приехал на месяц, и за нижней околицей были такие места, где по всем признакам да и рыбацким рассказам, наблюдениям прежних лет, обязательно должны держаться, обитать таймени — «квартиры»-то у них постоянные, но и оттуда я возвращался ни с чем. Лучшие цеплял блесны и якоря, к улова'м старался подойти так, чтобы тень моя не ложилась на воду, забрасывал и в самую стрежь, и сбоку — всё без толку: ни одного удара или хотя бы всплеска около снасти. Как будто совсем обезрыбела река.

Решил попытать счастья перёметами. Взялся, наладил два, наживил пойманными корчажкой в курье' гольянами и на ночь закинул из-под яра попёрек плёса, прямо напротив деревни. Возился не зря: утром снял с крючков полдюжины налимов и матёрого, с черной спиной и радужно-красными боками, ленка'. Ну что ж, всё-таки хоть кое-что. Выходит, и в малой, обмелелой Мензе есть рыба, да только блесной её в эту пору не обманешь: всё видит, различает в совершенно прозрачной воде, осторожничает. Принес я добычу домой, в избу деда Багрова, у которого остановился по давней дружбе, и мы, впервые после моего приезда, сварили внушительный котел духовитой ушицы — шарбы', как тут говорят.

— Ну, спасибо рыбаку, — поблагодарила хозяйка избы, сухонькая и прямая, точно листвянка, бабка Марья, — накормил налимьей шарбой. Похлебала в охотку.

Дед Багров, поднимаясь из-за стола, сказал по этому поводу:

— Налимья, конечно, ничего. Однако из тальменя — слаще и пожирней. Верно, Кешка?