Она могла в любой минуту перешагнуть порог.
Она могла ударить до того, как я начал читать молитву.
Она могла ударить через порог.
Она действительно хотела поговорить?
Или это часть её «долгого» убийства?
Сомнения, вы меня погубите. Есть ли жизнь на Марсе?
…Не было семи, как я побрился, втиснул себя в новый черный костюм и поехал к бару. Новости бурлили – к ним уже просочились слухи о грядущей большой отставке.
Они не слишком меня заботили. Втиснув электромобиль на платную стоянку, пошел на мол. Впереди белел стадион, по водной глади скользили корабли, а небо было чистым-чистым.
Я остановился у декоративного газончика.
Бар был то ли уже, то ли еще открыт. Трое ранних пташек, решивших прогуляться по набережной, и парочка усталых полицейских только что с ночного пили кофе.
За стойкой была она.
Я сделал шаг вперед, на траву. Опёрся на ограду. Страх, стеснение, неуверенность сковали по рукам и ногам.
Подойти? А если нападёт? Хуже – не нападёт, а ответит? Или сделает вид, что ничего не было?
Наверное, в те мгновенья я сам был похож на недоброго гостя, мнущегося у порога жилища в ожидании приглашения.
Не выдержал – и уселся на траву. Страшно. Странно. Грустно.
Кто-то вложил мне в руку бокал. Кайпиринья. То, что нужно таким утром.
– Чеснок – просто приправа, – сказала она тихо.
Села рядом, не пощадив модных брючек.
– Чудовищ – не бывает. Мы – люди. Это самое страшное. Понимаешь?
– …Чеснок – просто приправа. Вкусная. Но целоваться потом неприятно. Серебро хорошо для украшений. Осиной можно выжигать сажу из каминных труб. Отрубить голову или сжечь тело? Сожги туман и ветер. Крест? Такие, как мы, не верят в Бога. Но мы люди, – повторила она, – хвост даю.
– Как скажешь, – вздохнул я. – Только вот это вот действительно обязательно?
Мы сидели в хилой лодочке посреди пруда в городском парке, а моя излишне человечная подружка изволила уплетать сахарную вату.
Макабр. Бред.
Хоррор превратили в фарс. Трагедию – в сюр.
– Не просто обязательно. Жизненно необходимо, – засмеялась она. – В общем, так просто нас не убьёшь. Но это не делает нас нечистью.
– Что-то от молитвы ты улепетывала только так.
– Не люблю, когда товарищи без слуха пытаются петь на языке, которого не знают, слова, которые не помнят. Оскорбляет эстетические чувства, – впервые я почувствовал, что она лжет или недоговаривает.
Что-то крылось за этим. Грусть? Или мне кажется?
– Ладно, ты притащила меня сюда. Отказывалась говорить, пока мы не заплыли на середину. Что дальше?
