Дует сильный ветер, и под его порывами мерцают огни города далеко внизу — совсем как звезды. А я, запертый внутри тонкой световой нити, медленно передвигаюсь по поверхности этой гигантской планеты.
Поезд прибыл на станцию Синдзюку, и Такаки, шагнув на платформу, поневоле обернулся, чтобы бросить взгляд на опустевшее сиденье. Невозможно было избавиться от ощущения, что он, смертельно уставший человек в костюме, на самом деле остался сидеть в вагоне поезда.
Такаки подумал, что до сих пор никак не может привыкнуть к Токио. Ни к скамейкам на платформе, ни к выстроившимся в линию турникетам, ни к галереям подземного торгового центра.
*
В декабре настал день, когда после двух лет работы проект был завершен.
К собственному удивлению, сильный чувств Такаки по этому поводу не испытал. Он ощущал только копившуюся день ото дня усталость. Сделав перерыв на чашку кофе, Такаки принялся готовиться к уходу. В этот день он опять возвращался домой последним поездом.
Сойдя на станции Синдзюку и миновав турникет, он увидел тянувшуюся к западному выходу очередь на подземную стоянку такси и вспомнил наконец, что прошедший день был пятницей. Хуже того: это была рождественская ночь. В приглушенном вокзальном гуле Такаки различил доносившуюся откуда-то тихую мелодию Jingle Bells. Он решил не брать такси и дойти до дома пешком; оставив позади подземный туннель, который вел в Западный Синдзюку, Такаки оказался в районе небоскребов.
В столь поздний час здесь, как обычно, было тихо и спокойно. Такаки шагал мимо оснований высоток. От станции к дому он всегда шел одним и тем же маршрутом. Внезапно в кармане пальто завибрировал мобилыник. Такаки остановился, сделал вдох, вынул телефон из кармана.
Это звонила Мидзуно.
Он не смог принять вызов. Почему-то не захотел. Исчезли все чувства, кроме одного: ему было плохо. Почему — Такаки не знал. Он застыл на месте, беспомощно глядя на жидкокристаллический экранчик, на иероглифы «Риса Мидзуно». Мобильник звенел и звенел, а потом, словно выдохшись, резко замолчал.
В груди вдруг стало жарко, и Такаки поднял глаза к небесам.
Половину неба занимала черная, как ночь, стена тонувшего в вышине небоскреба. На ней светился десяток окон, еще выше судорожно мигали красные предупредительные огни, над ними расстилалось беззвездное небо мегаполиса. В следующий момент Такаки увидел мириады крошечных белых точек, медленно падавших с небес на землю.
…Снег.
Всего-то одно слово, подумал он.
